-Умеешь  мотивировать...,  - Долохов не  удержался и поцеловал Беллу в шею рядом с прохладной мочкой ее ушка. Из возраста необузданной страсти по части "пофиг где,  главное  процесс и самоцель" он вышел лет сорок  назад.  - И даже не проси пощады,  когда я вновь до тебя доберусь, - прозвучали угрозой негромкие слова.  Голова слегка кружилась от умопомрачительного запаха волос и кожи любимой  женщины.  Наверное,  решение Антонина сказать то,  что он вообще не представлял под какими соусом сказать любимой,  можно было списать разве что на его головокружение.  Ну и еще на момент крайней откровенности между ним и Беллой.  Сам Мордред,  как говорится,  велел...
-Белла...  что касается слов про полное доверие и откровенность..., - Долохов пробовал на вкус предоставленную возможность  усложнить или наоборот упростить во взаимоотношениях все,  что только  возможно.  Бездна вновь услужливо распростерла свои объятия у его ног,  приглашая сорваться вниз. 
-У меня есть то,  в чем я просто обязан тебе признаться.  Тем более,  что это будет  паскудно,  если ты узнаешь об этом первой,  скажем,  от Лорда,  а не от меня, - Антонин  вновь взял секундую паузу. -  Я полукровка.  Не чистокровный.  Короче,  отец у меня маггл..., - Долохов понимал,  что на первой фразе,  в принципе  можно было остановится, но понесло.

Иногда словом можно  убить.  Антонин,  как профессиональный убийца знал эту истину ,  как нельзя лучше.  Заронить зерно,  которое,  прорастая,  даст кровавые плоды. Это был не его метод- слишком тонко и требует соблюдения всех канонов интриг,  скандалов и расследований.  Однако, за свою жизнь он насмотрелся достаточно,  чтобы не относится легкомысленно к словам и недооценивать их силу.
Антонин мрачно и задумчиво смотрел в сторону.  Ему не хотелось увидеть,  как меняется лицо Беллы,  как она брезгливо морщится и отворачивается.  Всегда идти до конца -  Антонин придерживался этого нехитрого правила.  Испить чашу с ядом,  так до дна.  Зачем растягивать агонию?
Впрочем  вместо презрения он удостоился...  другого.  Оставалось понять чего именно.  Глупое чувство под названием  надежда  колыхнулось в груди. 
-Тем не менее,  это пятно  из моей жизни не смывается даже кровью.  Чистота...,  - Антонин опасался шелохнуться,  словно от его любого движения  изменится  отношение Беллы  к услышанному.  - понятие очень относительное.  Есть гниль,  которой не мешает даже чистота крови. Я всю жизнь  стараюсь  соответствовать  идеалу,  служить высокой цели.  Но это не изменит моей сути,  не спасает от осознания своей ущербности, Белла, - он наконец-то  посмотрел на женщину.  - Ты, наверное, теперь  возненавидишь меня за это... Но теперь  мне скрывать от тебя нечего, -  жёсткие  черты лица остались неизменны,  тяжёлый  взгляд мог гнуть металл.  Но в груди теплилась все та же идиотская надежда, хотя он и понимал,  что такой ублюдок как он,  в глазах Беллы,  заслуживал наверное  смерти.  Осталось ждать,  когда  она четвертует его на  этой самой  качели.
Слова обладали силой,  способной сейчас свернуть Антонина в бараний рог.

Отредактировано Antonin Dolohov (2017-11-30 08:19:11)

Объятия женщины по прежнему были теплы и настолько крепкие, что пропасть под ногами досадливо крякнула, сомкнулась и исчезла откуда пришла. Мир не рухнул и бараний рог тоже как-то сам собой отменился. Антонин со своей врожденной непотопляемостью быстро решил проблему со своими дребезжащими эмоциями и чувством стыда по поводу озвученного признания.  Он попросту их задвинул на периферию сознания.  Главным для него сейчас было то, что его приняли. Мерлин!  Белла приняла его даже с нечистокровностью…  похоже, она точно была чокнутой. Его любимая и безумная на всю голову женщина, которая вероятно переступила через себя, чтобы любить его и дальше. В том, что она его любит Долохов после всего сказанного даже и не сомневался. Остальное было действительно сущими мелочами.
Долохов отпустил одной рукой веревку от качели и прижал к себе Беллу, он целовал ее лицо, ощущая соленый привкус слез на губах.
- Я постоянно делаю тебе больно… Мерлин, когда-то уже пора остановиться, - он гладил ее по волосам, словно она действительно была  небрежно вытирающим слезы и шмыгающим носом ребенком.  – Если ты мне приказала  так не считать, то не буду. В самом деле, как ты могла связаться с ущербным? Больше ни слова об этом, любовь моя. Все так сложилось, что вряд ли вообще кто-то вспомнит о том, откуда я взялся, - Антонин понимал, что переложил тяжкое бремя тайны своего происхождения на плечи любимой, которая не знала теперь как жить с этим знанием. Он и сам не знал. – Мне жаль, мне правда жаль…, - прозвучало как-то глупо. Антонин никогда не умел находить слова утешения. Впрочем,  представить, что он будет прятаться от обидчиков за спиной Лестрейндж  он тоже не мог представить. Но отвергать  сейчас яростное стремление Беллы  защитить его от всего мира было бы ошибкой. Своими мозгами он понимал хотя бы это.  – У моих обидчиков нет шансов…

Антонин чуть не грохнулся с качелей – с такой силой Белла буквально взлетела в своем гневном порыве с его колен. Он уж думал, что с ней что-то случилось, поскольку тихая и заплаканная Белла была точно плохим признаком. Долохов ухмыльнулся, поскольку ярость в голосе и в выражении лица были,  как отклик, ему ближе.

-В моей голове много всего, в том числе и гадюшник, дорогая. Разумеется, я считаю тебя высокомерной сукой, которая плюет на головы недостойных ее внимания, - резко бросил Долохов. Разговор между ними явно кидало из крайности в крайность. Главное, чтобы не выкинуло их нахрен в кювет по итогу. – Я имел ввиду то, что имел: по-прежнему соответствовать  заявленной изначально планке в наших отношениях. С чего ты вообще взяла, что мое откровение наедине с тобой имеет хоть какое-то отношение к этому всему, - Антонин  повторил размашистый жест Беллы и вновь чуть не свалился с качелей. От греха он с них встал.
- Это все создавалось нами у истоков с исходными данными,  какие уж были. Ничего не поменялось. Моей уверенности в себе по-прежнему хватит, чтобы не пустить все под откос. Ущербность – это то, что я ощущаю по отношению к своему личному и сокровенному, но никак не к нашему общему делу, - Антонин замолчал, переводя дух, чтобы не наломать дров. 
-Белла, казни или милуй уже.  Я не собирался тебя оскорблять, не просил жалости в свой адрес. Ты сможешь, узнав правду, быть со мной? – хождения по краю уже начинали утомлять, похоже всех. Стоило подводить черту и ставить точку.

Парочка сумасшедших Пожирателей словно были отражением друг друга. Оба взрывоопасны, как порох, кривая ухмылка, огонь в глазах и явное удовольствие от того, что разговор приобрел оттенок перепалки. Долохов нарочно подпустил Беллу к себе и с наслаждением получил свою пощечину. Ухватив одной рукой Беллу за плечо, а другой за талию он мастерским резким  движением ноги подставил ей подножку, лишая женщину равновесия и заставляя повиснуть у него на руках, словно в выполнении  эффектного элемента танго. Красный след от оплеухи горел на щеке Долохова, компенсируя розу в зубах. Склонившись к лицу своей воинственной мадам, Антонин удостоился страстного поцелуя, на который дал самый откровенный отклик. Белла целовалась как богиня, и Антонин вновь потерял контроль над собой. Если бы их взяли в окружение авроры, то операция точно увенчалась бы успехом. – Аминь…, - также ответил Долохов почти касаясь губ любовницы, подводя итог их нервному разговору, обнажившему неприятные подробности  друг о друге.  Антонин вспомнил о Руквуде, который, скорее всего,  уже был у Фонтана, раз не прислал сову с тем, что не может явиться. Он поднял Беллу и поставил на ноги. –  Пошли скорее к фонтану. Мне срочно нужно заключение Руквуда, что нам повезло, мы никому не угрожаем. После этого я утащу тебя в свое логово, где буду терзать до потери сознания, - Антонин взял Беллатрису за руку и увлек за собой.

Пожиратели вышли к фонтану и, как и предполагал Антонин, Руквуд действительно терся у фонтана.  Антонин постарался надеть будничное выражение лица и отпустил руку Беллы, приблизившись к Августусу. Он пересказал все произошедшее, спросил Беллу о том, что вообще это были за предметы, которые в них попали.  Но особо ничего выяснить не удалось. Руквуд «просканировал» их на предмет проклятий, но все было чисто. В принципе, можно было идти в Мэнор.
- Вечно ты раскрываешь мои планы, - хмыкнул улыбающийся Антонин, у которого свалился  за эту прогулку в парке целый горный хребет с плеч.   – Придется предложить тебе на своих двоих дойти до моего логова и по всем законам жанра оказаться хищной волчицей в овечьей шкуре, - он наклонился к ней поближе,  -Д а – это моя эротическая фантазия, которая случайно сорвалась с языка.
После этого он выставил локоть в сторону, предлагая положить на него Белле руку и направился вместе с ней неспешной походкой если не победителя, то вполне довольного собой человека в Мэнор. В холле он негромко поинтересовался:
К тебе  или ко мне?  Я за второй вариант,  если что.

У Долохова  никогда не было  домовика,  а,  следовательно,  и привычки прибегать к его услугам.  А ведь как это было,  на  самом деле,  удобно.  Из холла они переместились в мансарду,  которая с некоторых пор считалась комнатой Антонина.  Он приходил сюда,  чаще всего,  ночевать,  практически больше и не проводя здесь время.  Или залечивал раны после заданий. Однако  с уютным полумраком,  общей камерностью и ощущением  "своей"  территории,  мансарда стала тем местом,  в котором мужчина  мог провести безвылазно несколько  дней в компании со своей возлюбленной. 
Долохов уже почти по привычке закрыл дверь на коллопортус,  добавив только заклятие silentium на всю комнату. 
Устало вздохнув, он покосился на свою полуторную тахту, которая прежде казалась ему роскошным ложем.  Он трансфигурировал ее в просторную двухспальную кровать и после этого удовлетворенно уселся на ее край,  притягивая к себе Беллу.  Обняв ее он прижался щекой к ее животу,  обнимая за талию. 
-Оставайся собой этим вечером,  прошу.  Мне это очень важно сейчас, - Антонин замер,  прислушиваясь к щемящему чувству в груди.  Наверное,  нормальные люди  называли его счастьем.

‌Долохов выдыхал. Наверное это было какое-то расстройство,  когда выходишь из своей комнаты и ждешь,  словно за каждым углом тебя ждет засада.  Антонин  хорошо делал вид,  что он полностью  держит под контролем  ситуацию,  но это всегда ему давалось очень нелегко.  Все это  время ему помогал сбрасывать напряжение алкоголь.  Но с момента окончания их с Беллой  последнего задания все поменялось - алкоголь исчез.  Обычно мужчина тянулся к припрятанной бутылке под своей тахтой, но сейчас он про это даже не вспомнил.
‌Рука Беллы очертила дугу на его  бедре и Антонин только  тогда осознал,  что план был изначально несколько  другой.  Шевельнулась неловкость за,  возможно, обманутые ожидания.
‌- Никогда об этом не задумывался.  Наверное,  в нашем  случае эта середина   покажется более ненормальной, чем крайности.  Хочешь...  вина? - Антонин  покосился вопросительно на свое плечо.  Точнее,  на Беллу,  которая положила не это плечо  голову.  - А... к салазару вино,-Долохов явно пришел в себя.  Он аккуратно отстранился,  разворачиваясь к женщина и,  снял с нее шляпку,  отбрасывая ту куда-то в сторону.  Взяв в ладони любимое лицо он припал к губам поцелуем.

В этот раз все было менее стихийно, более спланировано и сознание не мутилось от лавины страсти. Страсть была ровной и  стабильной, уже знакомой на вкус и уверенность получить желаемое акцентировало внимание на совсем других вещах.
Антонин снял мантию и кинул ее на стул. Он неторопливо расстегнул рубашку, обратив внимание на кое-как схваченный заклятьем  разрыв  по шву. Пуговицы тоже дышали на ладан и не имели явного намерения оставаться на рубашке дольше пары дней.  Антонин решил, что с этим он разберется как-нибудь потом, поскольку приготовления Беллы действовали крайне возбуждающе.  Уже как свои пять пальцев знакомая шнуровка послушно скользнула по люверсам оголяя изгиб спины.  Долохов уверенным жестом снял платье с плеч Беллы, нижнее белье также оказалось расстегнуто и не доставило бы хлопот женщине от него избавиться.
-Самое время коварной волчице скинуть овечью шкуру и сожрать бедного пастуха, - прошептал Антонин,  справляясь с пряжкой своего ремня  на брюках.  – Иначе бедной овечке не поздоровиться…, - Долохов ухмыльнулся, стягивая белье и брюки.

Долохов не стал пояснять, что ему нужно было почувствовать, что он не одинок в этой комнате, что в момент, когда накатывается эта невероятная усталость и ненависть ко всему живому, он хотел ощутить любимую женщину рядом, которая имела удивительное свойство вытаскивать его самосознание  из самых темных глубин одним своим присутствием.
- Жду, моя волчица…, - Антонин пахабно улыбнулся, разворачиваясь к стулу и сбрасывая на него снятую  одежду,  сверкая пятой точкой, которая была едва прикрыта уже расстегнутой рубашкой. Игра, которую начала любовница была опасной, но от этого более волнительной. Антонин припал на одно колено, а в итоге встал на оба. Он ухватил зубами ажурный край чулка на ноге, которая лежала сверху. Чуть потянув вниз, он подхватил  край чулка рукой и стащил его  вниз, аккуратно снимая туфельку и отбрасывая снятое в сторону. Антонин дождался,  когда его волчица поменяет ногу и повторил с ней то же самое. Взяв ступню в руку он поднялся дорожкой поцелуев до бедра Беллы.  Его рука поползла выше и забралась под трусики, совершая поглаживания возбуждающими движениями.

Отредактировано Antonin Dolohov (2017-12-01 16:52:35)

‌Антонин  внимательно  посмотрел  на Беллу,  когда она придерживала его голову за подбородок.  Сам повелевающий приказ всколыхнул что-то в душе,  поднял из мрачных ее глубин не благородные  мотивы.  Подчинять,  заставлять умолять,  делать своей... все это слилось в одном единственном  желании.  Антонин,  все также глядя в глаза Беллы,  поднес ее правую руку к левой.  Палочка из так и не снятого с левого предплечья чехла оказалась сама собой в руке и невербальное заклятье инкарцеро сковало женщине руки плотным браслетом. Подчинять,  так подчинять.  Антонин поднялся сам и  за связанные руки  поднял любовницу с кровати,   кладя свободную руку на основание ее шеи.
‌- Похоже волчицу следует для начала приручить...
‌ Он без лишних  цернмоний перекинул ее поперёк  столика,  который стоял теперь вплотную к трансфигурированному ложу,  спиной  к себе. Благо,  что поверхность стола была совершенно  пустой.  Он ногой расставил ее ноги,  словно  собирался произвести  обыск. Рукой он все еще за основание  шеи удерживал Беллу в лежачем положении на столе,  а корпусом фиксируя поясницу. От такого тесного соприкосновения он ощутил желание войти в любовницу немедленно,  но стоило проявить самообладание. Это только  подогрело возбуждение и Антонин дразняще поводил напряженным членом между бедер  Беллы, стягивая с нее белье рукой в которой  все еще была палочка. Он склонился к любовницей,  чуть  прикусывая нежное место ,  где шея переходит в плечо, продолжая  дразнить её намеками в этой откровенной позе.

Отредактировано Antonin Dolohov (2017-12-01 22:59:03)

-У тебя есть,  что предложить мне в обмен на свою свободу?  Похоже,  придется поискать...,  -  он уже не мог себя сдерживать и,  отстранившись,  грубо и  сразу глубоко вошел в любовницу. Волна жгучего наслажбения прокатилась от макушки до пят.  Он вновь нагнулся к Белле,  все еще находясь в ней и убрал веревки.  Руки сейчас точно могли пригодиться в другом месте.  Палочка была откинута в сторону, поскольку мешалась в руках. Обе руки Долохова нашли груди Беллы,  играя с ее сосками,  глядя  и несильно пощипывая их.  Одновременно он  начал двигаться в ней, обдавая жарким прерывистым дыханием спину.

Долохов хлестким ударом ладони шлепнул Беллу по ягодицам,  продолжая я в ней двигаться. Его рука плавно переползла на волосы любовницы,  сжимая их в кулаке.
- Хочу,  чтобы ты покорилась,  -  все еще держась рамках игры,  прорычал Антонин,  вновь с силой входя в любовницу.  - Ты упорствуешь,  а зря...  проси пощады,  как умеешь,  и я подумаю,  что с тобой делать.
Антонин прикрыл глаза,  и закусил  губу,  чтобы не выдать стон удовольствия,  когда Белла в очередной  раз подалась ему навстречу.  Впору было просить пощады самому,  но канва их ролевой игры была довольно жёсткой.

‌"если сможешь",  прозвучало словно вызов  на слабо.  Антонин  в пылу страсти поддался,  как подросток, на эту провокацию. -  Смелое заявление...,  - он даже в озверевшем состоянии не стал таскать любимую женщину за волосы. Рука с волос скользнула под шею. Выйдя из любовницы,  Антонин отстранился и почти изящным движением заставил ее распрямиться и развернуться к нему лицом.  Долохов впился в ее губы поцелуем,  подхватывая под талию и усаживая на стол.  На ногах любовницы путами находилось белье,  которое было до того  лишним,  что Долохов разорвал ажурные  женские трусики двумя руками,  чтобы случайно не поранить Беллу, избавляясь бесцеремонным рывком. Если он и собирался делать ей больно,  то точно не ее же бельем.
Рука скользнула по   талии,  выше,  к бюсту, не преминула сжать левую грудь и, нехотя  отпустив,  поползла еще выше,  сомкнувшись на шее в удушающем жесте.  Антонин с маниакальным пристрастием смотрел за этим восхождением и,  когда его рука легла на шею Белле,  вновь резко вошел в нее,  придвинув ближе к себе свободной рукой,  оказавшейся на ягодицах.  Лицо мужчины оказалось почти вплотную к лицу Беллатрисы,  а рука сжала горло цепкой хваткой. -  Люблю...  заставлять,  - и вновь резко ворвался в горячее и влажное нутро,  глядя глаза  в глаза.