Чувство вины затопило его ещё сильнее, когда он встретился со своей матерью взглядом. Он не должен был говорить с ней грубо, не смел оскорблять и уходить не прощаясь. Та, однако, если всё ещё была в обиде на него, ничем этого не подала. Ровно поприветствовала его, как будто он просто уезжал на пару дней погостить к Стивенсонам, и поправила воротник, как перед отправкой в церковную школу.
Малькольм склонил в приветствии голову, пряча взгляд, и постарался ответить так же ровно. На чистом английском, так, как она от него ожидала: избегая заикания, бормотания и неловких жестов:
— Мама. Я тоже рад видеть вас. В... в полном здравии.
Услышав сухое: “Вытрись”, — он немедленно выровнял осанку, поднял голову и посмотрел матери в глаза, принимая платок.
— Спасибо.
Фейт попыталась снова ткнуться в него, выпрашивая ласку, но Малькольм одёрнул её, зная, как такое поведение может раздражать маму.
— Тш-ш-ш, — он обернулся к колли, указал пальцем и строго велел: — Сидеть.
Собака приняла вид самого обиженного существа на свете, но послушалась.
— Умница. Хорошая девочка.
Он погладил её в последний раз и достал палочку, очищая одежду от шерсти и пыли с помощью “Тергео”. Затем снова посмотрел на маму и спросил, не испытывая хорошего предчувствия:
— Как он? — Он имел в виду состояние дяди. — Как давно это случилось?

Отредактировано Malcolm Baddok (2018-02-04 01:08:22)

— Я надеялся… — Он мгновенно оборвал оправдание. Оправдываться перед матерью было глупо и бесполезно. Да и на что он мог надеяться? Что это ошибка, что дядя не умирает, а только тяжело болен и Тайг от волнения преувеличил? Невозможно.
Сердце снова будто сдавило в тиски. Он заглянул женщине в глаза, такие же серые, как у него, но не нашёл в них ничего, кроме укора и сожаления.
С его губ чуть было не сорвался полный тоски и отчаяния зов: “Мама”. Только Малькольм вовремя его удержал. Всего на секунду ему захотелось во всём ей признаться. А потом он наткнулся на холодный, придирчивый взгляд, давая в очередной раз резко поправить себе воротничок, хотя тот и до этого лежал хорошо
Он порадовался, что не дал волю чувствам. Тонкие, изящные руки неласково одёрнули воротник, а потом прозвучало следующее:
“Веди себя по-взрослому”. Малькольм сжал зубы и согласно склонил голову. Она была им недовольна, как и всегда, пытаясь донести до него что-то, чему он должен был догадаться сам. Что же, он понял.
— Прошу прощения, мама. Я забыл вымыть руки. Одну минуту.
Он коротко вернулся на кухню, посыл руки и тщательно их вытер. Фейт было заинтересованно последовала за ним следом, не смотря на команду. Но Малькольм остановил её, велев оставаться на месте. Собака жалостливо посмотрела на него — ей хотелось быть рядом, хотелось к больному, но он покачал головой — Фейт нельзя было в спальню.
Он подошёл к двери, по умолчанию пропуская мать вперёд. Ничего говорить не хотелось.

Услышав кашель, Малькольм в первую очередь взял стакан, наполнил его водой из стоявшего рядом кувшина и осторожно подал лежащему, готовясь поднести к губам, если потребуется.
— Дядя, — вот и всё, что он смог произнести. Это одновременно и просьба принять помощь, и приветствие, и сожаление. И выражение боли.
Боль. О, сердце Малькольма, сына Дэклана, в этот момент разрывается на мелкие кусочки.
В голове застывает вопрос, но он не готов его озвучить: “Она приходила?” Он боится узнать, что да, леди Керидвен приходила, стояла у этой кровати, обещая тем самым дяде наступление скорого конца.
Это всё его вина, — отчётливо понимает Малькольм. Он сдерживается, чтобы не податься вперёд, не начать просить у дяди прощения. Это прощение ничего ему не даст. Может быть, Уиллем Бэддок понял бы его — каждый из них искал способ разрушить проклятие. Только мальчишка согласился на самый лёгкий способ, не думая о последствиях…
Малькольм неловко коснулся предплечья и отвёл взгляд, чтобы не выдать дяде всей бури чувств, что творится в его душе. Ещё ему хотелось бы, мама не входила с ним в комнату, чтобы тоже ни о чём не догадалась. И как обычно не стала обращать внимание на сына. Холодные, строгие слова — последнее, что он хотел бы получить от неё сегодня.

“Приходит с моря овца —
сама белая, уши длинные.
Ходит она по долинам,
Где пройдет, вода замерзает,
Где стукнет копытом, там листья летят.
А где ушами похлопает, там озеро до дна промерзнет“.
Малькольм быстро проговорил в уме поверье, подавил желание прибить себя на месте, и поднял взгляд, уже более спокойный, на Уиллема. Даже выдавил что-то вроде улыбки, только кривоватой. Дядя впервые за долгое время шутил, но получалось как-то... неправильно. Поэтому он решил ответить лишь по делу.
— С учёбой и оценками у меня всё хорошо, сэр. Прошло всего девять дней, я не успел ничего испортить и не собираюсь этого делать и впредь. Вам не о чем беспокоиться.
Он тоже попытался пошутить, но вышло не менее коряво, чем у дяди. Нахмурив лоб и стерев с лица кривую улыбку, он продолжил более серьёзно, как привык.
— А Хогвартс в самом деле изменился. Это больше не то место, в которое хочется вернуться. Больше половины учеников не приехало. Все стараются вести себя тихо и не привлекать внимание.
“Понятное дело, предыдущего директора убили, а теперь в составе преподавателей появились фанатично настроенные отморо…” — этого он вслух не произнёс.
— Даже портреты теперь большую часть времени молчат… — Тут Малькольм хмыкнул и полу-иронично добавил: — Зато со мной впервые поговорил декан Слизнорт. Даже пригласил к себе в кабинет и выразил надежду, что мой кузен Шеймус скоро поправит здоровье и сможет приехать в Хогвартс в следующем году. По-правде говоря, в Хогвартсе сейчас дышать нечем. Если за год ничего не изменится, может, Тайгу стоит подумать о другой школе для сына? — Рискнул он предложить.
— Маггловедение стало обязательным предметом. Мисс Кэрроу настроена очень серьёзно, как и её брат, — убрать из наших голов понимание того, что магглы не хуже нас. Она ещё хуже прадедушки Торфина, если вы помните его назидательные байки о злостных грязных магглах...
Возможно, ему не следовало вываливать на дядю столько плохих новостей. Но с кем ещё он мог этим поделиться? Уиллем Бэддок внимательно его слушал, и он продолжил говорить.
— Директор ввёл углублённый курс по основным предметам для особо старательных учеников. И учредил Патрульный отряд из студентов старших курсов. Чтобы контролировать дисциплину школьников изнутри. Мне настоятельно рекомендовали в этот отряд вступить, чтобы не подвергать сомнению лояльность нашей семьи, сэр. — Малькольм поджал губы и почти прошептал: — Я очень рад, что ни Шеймус, ни Роуз не поехали в этом году в Хогвартс.
Теперь он рассказал почти всё.

— Лояльность новому Министерству, — буркнул он на язвительное уточнение Уиллема Бэддока. Разумеется, тот был недоволен. Малькольм и сам не хотел никуда вступать, что бы что-то кому-то доказать. С другой стороны, пожелание профессора Снейпа видеть его в отряде прозвучало скорее как надежда на помощь. Слишком много школьников в этом году осознали свою исключительность с приходом новой власти.
Он собирался было добавить что-то ещё, но увидел как резко бледнеет лицо его дяди, и сделал впервые то, на что бы в других обстоятельствах никогда бы не решился, — взял его руку в свою. Наклонился чуть вперёд и уверенным тоном произнёс:
— Здесь никого нет, кроме живых, дядя. — Он всмотреться в карие глаза, надеясь найти в них отклик сознания и продолжил ровно говорить:
— Сэр, она гуляет по округе, я видел. Не поднимется сюда. Ещё рано, вы сами сказали.
Малькольм понятия не имел, где на самом деле находился сейчас призрак леди Керидвен. Но лучше бы подальше отсюда. Лгать, глядя прямо в глаза строгому дяде, чтобы его успокоить, оказалось на удивление легко. Главное — верить в собственную ложь. И он поверил, моля святую Двинвен, чтобы леди Керидвен и дальше оставалась вдали от этой спальни.

Бред. Дяде резко стало плохо, он стал бредить. Затем вдруг потерял сознание. Малькольм бережно уложил его прямо, так, чтобы было удобнее. Ему хотелось бы думать, что это лишь бред больного, но на самом-то — всё это было правдой. Они все ждали смерти. Правда, Малькольм был уверен, что ждали, пока умрёт сперва он. Все были немного сумасшедшими, только кто-то маскировал свои странности лучше. И все они были потомками ненормальной, сгубившей свою семью, всех слуг и жителей ближайших деревень. Соблазнившей тюремщика, лишь бы продолжить род.
Он вздохнул и перевёл взгляд на мать, до этого молча стоявшей у окна.
— Будьте добры, скажите, в какой именно день это началось? Когда Уиллему Бэддоку вдруг стало плохо?
Малькольм остался спокоен. Ему не были известны заклинания, способные излечить дядю. Но, возможно, он мог ещё успеть… Если его догадка верна, возможно, ещё не поздно всё исправить.

Исполнение матерью мелких ритуалов: взбить подушку, поправить ряд флаконов, закрыть шторы так, чтобы они оказались идеально расправлены, — всё это помогало сохранять спокойствие и ему. Малькольм узнавал в этих чётких, больше механических, движениях мамы свои привычки.
Фейт влетела в комнату, едва дверь чуть приоткрылась. Сунулась было к дяде, но он её не пустил.
— Тише, девочка, тише, — стал он снова успокаивать собаку, придерживая её за шею, поглаживая. Собака доверчиво спрятала морду между ног и поджала  хвост.
“Седьмого числа” — он так и думал. Болезнь дяди это его вина — последствия заключения сделки. Возможно, ещё не поздно всё вернуть обратно, нужно только достать дневники… Вдруг мама сказала то, что заставило Малькольма оторваться от мыслей и посмотреть на неё. Удивлённо, потому, что Оливия редко высказывала своё мнение касательно действий собственного младшего сына, оставляя поступать как вздумается. Или — как велит Уиллем Бэддок. Они редко говорили начистоту. Малькольм нахмурился, подыскивая нужные слова, поднимаясь со стула у постели.
— Я думал об этом всю неделю: насколько вообще политической мерой является этот отряд. В этом году многое изменилось, и некоторые студенты, как оказалось, внезапно почувствовали себя лучше других, подумали, что им можно, если не всё, то очень многое. Знаю, чтобы заступиться за кого-то другого, кто слабее, достаточно иметь честь, не должность. И защита — лишь одна сторона медали. Вступая в организацию, я вряд ли смогу просто вылезти обратно, не запачкав одежды. А если вступлю в отряд, значит, признаю, что магглорождённым не место в Хогвартсе. Что ОНИ правы. Но это не так.
Малькольм посмотрел на маму. Они никогда не говорили о политике. Они вообще редко обсуждали хоть что-то, кроме погоды и книг. Фейт ткнулась ему мокрым носом в ладонь, выпрашивая ласку, и юноша потрепал её по макушке, скорее механически.
— Мне кажется, директор хочет сохранить порядок, а не воспитать группу школьников в идеалах новой политики Министерства с помощью этого отряда. Для “инвестиций в будущее Магической Британии” он ввёл углубленный курс. — Он махнул рукой. — Всё равно я пока не вписал своё имя в список. У меня есть ещё сутки, чтобы придумать отговорку.
В доме было подозрительно тихо. Малькольм вновь вернулся мысленно к дневникам. Убедившись, что дядя Уиллем крепко спит, он перешёл в смежную со спальней комнату — кабинет хозяина дома. Мама почему-то прошла вместе ним, не задавая вопросов. Фейт тоже шмыгнула за ним хвостиком. Юноша закрыл за ними дверь, наложив невербально “Коллопортус” на обе двери и оглушающие чары, в том числе и на окно. Затем снова посмотрел на Оливию, внутренне напрягаясь, потому что и представить себе не мог, как она отреагирует на его заявление.
— Мама, я собираюсь сейчас поступить не очень честно по отношению к дяде, — он коротко выдохнул и продолжил ровным голосом: — Бабушка Мойра вела дневники, если вы помните. Которые дядя после её смерти спрятал в свой сейф. В них есть ключ к выздоровлению. Если я их достану, возможно, мне удастся остановить болезнь. Мне нужно вскрыть сейф.
Он приблизился к матери и впервые за долгое время взял её руку в свою, заглянув ей в глаза.
— Как бы дело не сложилось, вы… вы вольны поступать, как вам угодно. Покинуть дом хоть сейчас. Они, — он имел ввиду своё семейство, — больше не станут вас задерживать, а я не буду вам помехой. Я хочу, чтобы вы были счастливы, понимаете? И если… — Он прикрыл глаза на минуту, — если этот человек из Лондона способен сделать вас счастливой, пусть так будет.
Он отпустил руку, отступил и повернулся к полкам с книгами. Три тома “Волшебного Земледелия” Джеймса МакГрегори он нашёл почти сразу. Малькольм прикоснулся к третьему из них палочкой, как когда-то делал дядя, и прошептал семейный девиз:
— Оставайся верен.
Три толстых тома в серой обложке тут же исчезли — они были иллюзией, своеобразной шуткой дяди, потому что никогда не существовали — волшебники не интересовались возделованием земель. Вместо них появилась небольшая дверца зачарованного сейфа. Теперь оставалось понять, как именно он закрыт.
[dice=5808-1:6:0:Настройка сейфа]

Отредактировано Malcolm Baddok (2018-02-25 15:54:26)

План может казаться не таким уж плохим в голове. Увы, в большинстве планов Малькольма недостатки начинают вылезать только на решающем моменте их реализации. Когда начальный этап уже пройден, позиция занята и остаётся только кульминация и завершение. По закону подлости всё рушится в самый важный момент.
Мама ничего не сказала в ответ на его проникновенную речь. Как будто ей было всё равно. Зато она сняла запирающие чары с двери, что вела в коридор.
— Малькольм, я думаю, тебе стоит открыть дверь.
Она подошла к нему напоследок, вновь придирчиво поправила воротник, хотя он и так стоял ровно.
— Тебе пора повзрослеть, — снова повторила она, и он понял, что это было её прощанием.
Оливия спокойной, ровной походкой покинула комнату, а её сын ещё целое мгновение стоял посреди кабинета и не мог сдвинуться от переполнивших его эмоций.
Дверь из спальни снова попытались открыть. Малькольм потёр лицо ладонями, готовясь к неприятному разговору. Не говорить же Тайгу: “я сейчас всё объясню” — худший из вариантов. Потом направил на вход палочку и шепнул:
— Алохомора.
Дверь тут же отворилась. Тайг, оказавшийся в проходе, видимо был очень удивлён увидеть в кабинете именно его.
— Здравствуй, — он поджал губы, как бы извиняясь, и быстро заговорил: — Кажется, я знаю в чём причина болезни. И-и… и я хотел всё и-из-менить.

Сказать правду или попробовать улизнуть от неё? Малькольм не был мастером по части вранья, лгать особенно дорогим и близким людям у него не получалось вовсе. В детстве он пытался утаивать свои нарушения в школе, даже удачно. Но правда, благодаря директору МакГрегору всегда вылезала, и становилось только хуже. Дошло в конце-концов до того, что когда он сразу говорил правду, ему уже не верили.
Солгать снова или во всём признаться? Малькольм любил их, любил их всех. Он не хотел причинять никому вреда. Тайг всегда был добр к нему, но что, если он узнает правду? Станет ли он тогда говорить? Позволит ли отдать дневники бабушки? Или решит, что кузен сошёл с ума?
Процесс размышлений отражался на его лице. А Тайг всё ждал, пытаясь унять головную боль. Наконец, Малькольм решился.
—  Я хотел разрушить проклятье, — слова мгновенно сорвались. — Освободить леди Керидвен и нас всех. Мне подвернулся способ... Точнее, не способ... Есть человек, который знает о проклятьях почти всё и обладает силой, способностями, чтобы снять его. В обмен на то, что я покажу ему дневники, что вела бабушка Мойра, он предложил попытаться снять проклятье.
Звучало ужасно, он знал. Но объяснить лучше не мог.
— Только это. Поэтому я согласился. А на следующий день дяде стало плохо. Видимо, для того, чтобы я смог забрать их из дома. Не дожидаясь Рождества.
Малькольм невольно чуть вздёрнул подбородок, приоткрывая шею. Ожидая нападок, ярости, гнева, быть может, силы. Это было бы даже понятно...
— Тайг, если… если я их отдам, он же остановит болезнь.

Отредактировано Malcolm Baddok (2018-02-27 21:48:08)

Малькольм вздрогнул, когда Тайг остановил его жестом. Потом посыпались вопросы, и он отчаянно покраснел от стыда. Заикание снова вернулось в довесок к нерешительности.
— О-он сам меня н-нашёл. Я… я н-не спрашивал, как. Мне было до-остаточно того, как… Он разобрал со мной историю наложения проклятья поэтапно. Задавал уточняющие вопросы, о-объяснил схему д-действия и попытался понять, где была заложена ошибка… Я н-не спрашивал, а потом понял, кто передо мной, и тем более не стал.
Малькольм отвёл взгляд. Фейт, до этого метавшаяся между ними, замерла где-то посередине, уложив морду на передние лапы.
— Я не давал ему вещей дяди. Но я дал ему свою кровь.

Хотелось сжаться, провалиться на месте и замолчать. Исчезнуть. Тайг смотрел на него с таким беспокойством, пытаясь понять, разобраться… А Малькольм боялся начать разъяснять ему дальше.
Он набрал побольше воздуха, закрыл глаза и досчитал по-гэльски до восьми. Чтобы не заикаться, заговорил с паузами, медленнее. Открыл глаза.
— Слишком поздно. Я понял слишком поздно, кто передо мной. Понимаю… мне н-не следовало заговаривать с ним вовсе, но он упомянул, что есть новости об отце, и я как дурак пошёл за ним. Он знал на удивление много. О том, например, что бабушка вела дневник. И что в нём может быть. Откуда? Сказал, что они как записи упоминались у одного волшебника. Я влез в школьные архивы — бабушка  оставляла заметок на старших курсах, публиковала записи, пока не вышла замуж. Он сказал, что хочет взглянуть на эти записи целиком.
На короткий миг он снова замолчал, сделал вдох, чтобы продолжить говорить разборчиво.
— Потом… потом я сложил анаграмму в уме иначе и у меня получилось другое имя. То-Которое-Не-Называют. — Малькольм вздохнул. — Когда он попросил кровь, я не стал отказываться. Но это было так глупо! Я… я же не знал, что для ритуала, который он собирался провести, нужна не только кровь… Не стал думать.
Он склонил голову, не в силах продолжать смотреть Тайгу в глаза.
— Прости… Прости меня, я не хотел...

Отредактировано Malcolm Baddok (2018-02-28 19:57:34)

Мягкий спокойный голос, заботливые движения. Малькольм не был готов к тому, что мужчина попытается его успокоить. Может, стоило отступить? Сказать, что Тайг, возможно, прав, а он напридумывал себе всё из страха, потому, что болезнь дяди началась буквально на следующий день? Просто так совпало, а он испугался?
Он молча опустился в кресло, давя в себе малодушное желание — солгать, как-нибудь вывернуться. Тайг всё ещё до конца не поверил, потому, что объяснение прозвучало как бред, и, теоретически, он ещё мог выкрутиться.
— Если бы… если бы ты заговорил с ним, ты бы понял, что это не шарлатан, — тихо заговорил он, наконец. — Он разобрал со мной каждую деталь, каждую мелочь. Искал, где была заложена ошибка. Объяснил мне механизм построения таких ритуалов. Объяснил это так, как может рассказать человек со знанием и опытом, понимаешь? Это не было выдумкой или импровизацией. И ещё он говорил, вёл себя... Был намного старше, чем выглядел. Его манеры, движения, речь, даже мимика — всё это не сочеталось с внешностью и одеждой, которую он имел. Как будто он нацепил оболочку, но она была ему непривычна, потому, что не его. А придуманное имя можно было забыть или произнести с ошибкой — настолько непривычное, несочетаемое. С именем ладно, но вот корень фамилии — есть ли он там вообще? Не "альт" как в немецком...
Можно было просто замолчать. Не говорить ничего дальше. А можно было попробовать объяснить свои догадки иначе. Малькольм достал блокнот и написал на чистом отвороте крупными буквами: “Мордред Олтвол”. Протянул Тайгу со словами: — Попробуй сначала поставлять слоги. Используй первое, что придёт из этих букв в голову.
Пока кузен рассматривал имя, Малькольм опустил локти на колени и подался корпусом вперёд, сжав руки в замок. Снова повторил про себя считалочку про морозную овцу, выдохнул. Потом добавил, почувствовав, что на него снова обратили внимание.
— Знаю, вся эта история звучит как бред или сказка. Могущественный волшебник находит школьника, предлагает исполнить его заветную мечту, в обмен на вещь, которую мальчик очень хотел получить. — Он криво усмехнулся, — Тайг, я на самом деле очень хотел однажды прочесть эти дневники. Быть может, закончить работу, которую бабушка начала… И вот этому волшебнику зачем-то нужны старые тетрадки с никому ненужными историями. Он находит обычного школьника, который так, камешек на земле — ничего из себя не представляет. Предлагает сделку ему, а не его старшим родственникам, хотя второе было бы логичнее — тот не  имеет право на семейную ценность. Но подумай, ведь куда проще достать нужные записи с помощью мальчика, недавно потерявшего отца, чем от его опекуна, пережившего две магические войны, несущего дом на своих плечах.
“Не способного понять, что для вызова предка может понадобиться что-то большее, чем просто кровь.”
— Я не знаю, что в этих дневниках. И откуда о них может быть известно другим. Но если там ничего нет, кроме безобидных сказок, почему дядя их спрятал?

Отредактировано Malcolm Baddok (2018-03-01 00:44:45)

Кажется, Тайг постепенно начинал верить ему. Или хотя бы допускать возможность того, что Малькольм не лгал.
— Вроде бы он хотел прочесть одну историю полностью. Бабушка записала её, но не стала публиковать.
Малькольм потёр нос, хмурясь, пряча лицо. Ему было стыдно за свою глупость. Ужасно жаль.
— Встреча произошла шестого числа в субботу. Дяде стало плохо на следующий день. Я связал эти события между собой. А кровь… Он хотел вызвать дух Луларха. Узнать, что именно произошло. Я отдал свою книгу с пятнами крови. Это некромагический ритуал. Я… Если я правильно понял, из той книги, что успел найти, кровь могла быть не единственным ингредиентом для совершения ритуала. Её могло быть не достаточно.

Малькольм устало вздохнул. Тайг не уловил то, что он собирался сказать, и, может быть, так было лучше. Чтобы поговорить с духом усопшего, нужно было открыть с другой стороны, а она открывалась только со смертью, если он правильно понял прочитанное.
Хорошо, что кузен не обратил внимание на упоминание некромантии. Тогда не придётся это  рассказывать. Объяснять, зачем он интересовался темой. Как получил доступ к книге.
— Он обещал встретиться со мной. Раз нашёл в первый раз, найдёт и во второй, — сказал он, рассматривая восточный узор на ковре. Фейт подняла морду, снова покрутилась на месте и села в итоге между ног Малькольма. К нему спиной — чтобы чесал.
—  И потом, если даже болезнь дяди никак не связана с договором, а я на самом деле встречался с Сам-Знаешь-Кем, представь, что будет, если он не получит то, что обещано? То, что ему нужно. Люди пропадают посреди белого дня, из собственных домов. Думаешь, если я не соглашусь, он отступит? Думаю, что нет. Он запросто может найти это место и взять необходимое самостоятельно.
Он зарылся пальцами в собачью шерсть. Фейт довольно задышала, высунув язык, и, подняв морду, ткнулась в него мокрым носом. Малькольм погладил её.
— Тайг, если я дам дневники ему, как мы договорились, есть шанс, что он снимет проклятье, которому три с половиной сотни лет. Кто ещё сможет его снять, если не волшебник, вернувшийся... Все считали его мёртвым, а он вернулся.