Иногда бесконечность может принимать причудливые формы.  Например когда ты знаешь,  что можно смотреть в стену напротив и не замечать,  как прошло время от появления одной миски с баландой до появления  следующей. Бесконечность в таком виде отупляет, засасывает как омут,  а наказание за любое действие взращивает апатию и сам того не заметишь. 
Сопротивление вызывает боль -  урок,  который усваивается первым в Азкабане.  В какой-то момент сознание Долохова ушло настолько далеко,  что аврорат решил,  что перегнул палку с допросами и  тем пристрастием,  с которым они велись.  И следствие захлебнулось.  Долохову было уже плевать. Кажется,  что надежда была утрачена вместе с чувством собственного достоинства.
В какой-то момент в камере раздался женский голос.  Голоса часто приходили к нему,  но когда  сознание погружалось в небытие,  мало что имевшее общее со сном.  Антонин дернулся, нервно оправляя рваную тюремную полосатую робу,  сгорбившись на полу у стены и подслеповато вглядываясь в того,  кто был перед ним.  Посетительница и сама с трудом могла узнать в чрезмерно худом заросшем  субъекте того Долохова,  которого она видела четырнадцать лет назад. 
- Нет, - ответил  узник сразу на все вопросы гостьи своей вонючей камеры.  Он начал забывать даже то,  что забывать не имел права.  Что уж говорить о мимолетных встречах?
Что...  вам нужно?-  слова с трудом срывались с языка,  словно Антонин взвешивал сколько придется заплатить за каждое.

Отредактировано Antonin Dolohov (2018-02-01 23:17:11)

Долохов вжал голову в плечи и закрыл лицо руками.  Незавидная реакция на слова  "мне нужна информация".  Эту информацию из него тянули годами,  словно жилы.  Калеными клещами выжигали все блоки и замки,  насиловали душу и тело в погоне за истиной.  Хотя само назначение всех допросов с годами теряло направление,  путалось и становилось скорее отдушиной для тех,  кто молчал в испуге в период,  когда Тёмный Лорд вошел в силу.  Наказание смертью действительно показалось правосудию слишком легким и ошибки здесь быть не могло. 
Обычно за долгим молчанием арестанта шло наказание  и Долохов постарался вернуться в здесь и сейчас.  От этого зависело насколько будет больно.  Обычно зависело.  Оказывается,  болевой порог,  при должном методичном психологическом  подходе,  не имет никакого отношения  к понятиям "высокий"  или "низкий".  В любом случае,  трезво оценить,  кто перед ним сейчас,  Долохову было крайне сложно.  Мысли путались, а  в груди была зияющая рана из безысходности и отчаяния,  оставленная Дементорами.  В горле комом встал крик боли и ужаса.  Словно затравленный зверь в приступе панической атаки Антонин скосил взгляд на Гестию. 
- Поттеры или Лонгботтомы.. .  Нужно было решится,  нужно было выбрать и нанести удар первым, нужно сделать все,  чтобы Милорд мог жить, чтобы его дело жило,  чтобы...,- почти бессвязный лепет Антонина прервался,  лишь губы все еще беззвучно складывались в слова, а взгляд стал стеклянным.

Отредактировано Antonin Dolohov (2018-02-04 19:03:45)

Этот настырный женский  голос все еще лез в выжженную душу, проникал в голову, липким потом стекал вдоль позвоночника и миллионом мурашек бежал по рукам и ногам , словно устремляясь в ледяной пол одиночной камеры.  Антонин уже плохо видел от постоянного полумрака, граничащего с тьмой,  в этом каменном мешке. Его улыбка Гестии бы тоже не понравилась  - тюремная баланда и отсутствие ухода не самые верные друзья белоснежной улыбки в 32 зуба. Спутанные космы на голове  и заросшее лицо довершали  звериный образ. Долохов, былая стать которого ушла не оставив лишь след нездоровой худобы, внезапно поднялся, не спеша опираясь на стену, во весь свой немаленький рост.
Этот голос просил его дать то ценное, единственное, что у него осталось. При взгляде на свое левое предплечье Антонин вспоминал кто он и почему он здесь, а также, что еще не настало время умирать потому, что умирать приказа не поступало.
Глаза Долохова безумно сверкнули. Безумие особенно подчеркивали темные круги под глазами.
- Сиськи покажешь? – кривая ухмылка утонула в зарослях бороды. Остатки разума, кажется, были утрачены лет пять назад окончательно.

Эта женщина,  Долохов все-таки понял,  что собеседница стоит перед ним.  Но было ли это смутное видение,  которое неоднократно подсовывал ему измученный мозг,  лставалось загадкой.  Хорошо,  удара и наказания не было.  Значит,  это не с целью допроса,  значит сохранить руку не обрубленной по локоть еще есть возможность.  Сопротивление вызывает боль...  вызывает боль...  боль,  -  речетативом отдавалось в висках. 
- Боль...,  - прошептали не к месту губы, озвучивая хвост навязчивой мысли.  Его тюремщики всегда добивались чего хотели в плане наказаний и с достаточной точностью исполняли свои  угрозы за непредоставление необходимой информации.  Скорее всего  и сейчас эта женщина добьется своего. Просто сломают в очередной раз что-нибудь.  Может как раз руку.  Нога уже срослась неправильно и ходить даже по камере было проблематично. 
Антонин несмело вытащил руку из-за спины и,  задрав грязный рукав полосатой робы продемонстрировал Метку.  Она ожила с несколько дней назад,  судя по обходам,  которыми он считал дни.  Тогда слезы радости текли по его щекам и стенания раздирали грудь.  Неприятные когда-то ощущения при вызове Лорда были сродни благодати.  Оставалось только ждать,  пока сами стены его темницы рухнут и он вновь будет рядом с Томом...  С Лордом. И сможет заплатить достойную цену. 
Долохов наклонив голову и как-то исподлобья наблюдал за женщиной.  Его саркастичный язык,  охочий до ехидных комментариев,  был давно "подрезан" умелыми надзирателями.

Долохов чувствовал,  как Метка ворочается на предплечье.  Как змея извивает свои кольца в черепе.  Эти ощущения были сладостной истомой по сравнению с первыми минутами,  когда Метка означала возвращение Лорда,  когда он звал всех своих Пожирателей Смерти к себе.  Но эта боль вернула его из небытия,  найдя в разуме искру и очень своевременно не давая ему угаснуть окончательно. 
-Какого книзла...  Опять...,  - Антонин схватился за голову,  сгибаясь в три погибели.  - Нет,  не знаю я,  ничего об этом не знаю..., - внезапно подался вперед,  схватив женщину за запястье и потянув к себе со взгчдом исподлобья,  -  я найду тебя, слышишь? Наша встреча будет яркой,  если тебе нравится цвет крови...,  - отпустил женщину,  развернувшись к стене и ударяя в нее сбитым в кровь кулаком.  -  Он освободит нас,  уже скоро...  да,  уже почти пришло время...,  -  по камере внезапно прошелестел сдавленный смех.

Долохов затих у стены.  Мысли были похожи на горный ручей -  куда-то бежали, шумели многоголосьем, но стоило подумать о чем-то конкретном -  разбегались,  словно разбитые воды о каменные валуны -  одни брызги и никакого толка. Головная боль усиливалась от попыток ответить что-то членораздельное. 
- Сегодня в полночь бубонтюберы предвосхитили возвращение к истокам... да...  стоило тогда вырезать всю деревню, -  раздосадовано и тихо молвил Антонин, оборачиваясь к Гестии.  -  А...  ты кто? -  мужчина всматривался,  словно впервые увидел посетителя в своей камере. -  Министерство все работает на Милорда, что за бред!  У меня встреча с Руквудом на полшестого.  Засранец обещал артефакт починить... ,  -  Антонин прикрыл лицо руками и когда убрал их,  то в лице что-то поменялось, словно он только сейчас оказался здесь и сейчас.  -  А вы кто? -  и вновь осторожное движение чуть назад,  словно ожидая удара в лицо.

Руквуд,  при чем здесь вообще Руквуд?  Этот приспособленец, скорее всего,  сейчас греет задницу в Министерских креслах,  а не околевает в каменном мешке.  Хотя Каркаров знал много фамилий...  Долохов опирался одной рукой о стену,  но его все равно шатало,  как тростник на ветру. 
- Всё сгорело в огне.  Артефакты...  моя жизнь сгорела...  Какой сейчас год? -  словно разум на секунду вернулся в эти тусклые утратившие какое-либо выражение глаза.  -  Джагсон мог бы быть полезен,  если бы не жрал свои гренки с чесноком.  Разит от твари,  как от мусорной свалки...  Вы же знаете,  что он лысый?  Волосы оказались мудрее,  чем я...  Может быть,  в следующий раз? -  Антонин вопросительно посмотрел на девушку и снова вопрос,  набивший оскомину,  сорвался с его растрескавшихся губ.- А вы кто?

И в очередной раз вопрос остался проигнорированным.  Антонин путался на грани воспоминаний и реальности.  Его разум словно закоротило и постоянно кидало из мира подсознательных иллюзий в суровую реальность камеры Азкабана с женщиной,  которая пришла слишком поздно.  Он,  кажется,  знал ее,  видел когда-то.  Но не помнил уже обстоятельства встречи.  Встреч в его жизни было настолько много,  что память подкидывала все новые и новые образы.  В конечном итоге появилась прямо перед ним Вильда Винкелькох со своим выражением суровой решительности на лице.  Появилась,  естественно только в воображении,  в играх,  который устраивал Долохову его сбрендивший мозг.  Она без лишних комментариев размашисто влепила ему пощечину.  Кажется,  это было так давно...  Но голову Антонина мотануло в сторону,  словно ему действительно  врезали. 
- Врешь,  тварь...,  - сдавленно почти прошипел Антонин, на которого странно подействовало упоминание Милорда.  -  Убью..., на этих словах Долохов внезапно оттолкнулся рукой от стены,  но прыжок в сторону гостьи не задался.  Скорее это было похоже на попытку придавить ее своим телом к полу камеры.

Ярость вспыхнула ярко,  но быстро прогорела,  словно спичка.  Надолго эмоции,  даже самые яркие,  в изможденном узнике не задерживались.  Долохов сбил женщину с ног,  оказавшись сверху. Ни ликования,  ни удовлетворения...  ничего не колыхнулось в груди. Он ощутил,  что палочка противника уперлась ему под ребра и словно при неосторожном движении она могла проткнуть обтягивающую эти выступающие ребра кожу.   Руки сами собой сцепились на горле жертвы и их силы хватило на то,  чтобы сдавить достаточно для неминуемого удушения.  Столько раз он голыми руками сворачивал шеи и убивал.  На какое-то мгновение разум опять затуманился и руки дрогнули.  Расцепив захват,  Долохов с внезапной нежностью провел кончиками грязных пальцев по щеке женщины.  - Белла?- освещение в камере было до того ужасным,  что Антонин с радостью принял этот самообман.  Все одиночество заключения,  которое укрепило мужчину в его безумии,  подступило комом к горлу.

Антонин зажал женщине под собой рот рукой и приложил палец к своим губам в знак молчания.  Следующее движение предсказать было невозможно.  Долохов опустил голову на грудь гостьи и прикрыл глаза,  прислушиваясь к ее сердцебиению.  Теплота женского тела под Пожирателем не могла согреть его.   Он промерз насквозь.  Но живое бьющее сердце рядом завораживало.  -  Наш вид- не его забота, -  мужчина явно не обладал способностью различать женщин по сердцебиению. Он отнял руку от рта той,  кого его воспаленное сознание приняло за Беллу. Но ни единым движением он не выдал своего намерения перейти черту,  за которой было бы насилие над женщиной.  Жертве насилия вдруг резко самой сложно стать насильником. Скорее снова жертвой. 
- Ты права.  Ты во всем оказалась права...,  -  отстранился и вновь посмотрел на "Беллу" .  -  А я тебя любил...  Передай Лорду,  что мне жаль.