Было уже скорее утро, чем глубокая ночь, когда раздался стук в окно. Люциус поднял тяжёлую голову от руки, на которую опирался, и присмотрелся к птице. Обычная ничем не примечательная почтовая сова. Диковинные птицы не слишком были распространены в обращении, но зато всегда можно было сразу узнать адресата.
В такое время письма среди ночи, даже беглому преступнику, нисколько не удивляли. Люциус развернул конверт и пробежался взглядом по единственной строчке. Потом поднёс лист к свече и положил на металическую подставку догорать.
Пальцы пробежались по лежащим на столе бумагам. За прошедшие сутки тут скопился целый ворох черновиков, заметок, предположений и разных выписок из книг, что могли пригодиться. Глаза уже болели от целой ночи бумажной работы, но дело хотя бы двигалось с неплохой скоростью.
Что если Он решит кроме чистовика проверить ещё и его мысли? Что если Ему понадобится проверить или стереть воспоминания о работе над этим? Может ли Люциус позволить себе сейчас личные встречи?
Впрочем письмо он уже открыл и прочёл, так что прятать воспоминание всё равно придётся. Он задул свечи и некоторое время постоял в полутьме, давая отдых голове и глазам. Трудно быть параноиком, который знает, что его Повелитель легилимент.
Всё так же в полутьме Люциус снял со спинки стула мантию и набросил на плечи. Это было идеальное время почти мёртвой тишины, полуночники к этому времени уже засыпают, а те кто привык к раннему подъёму проснутся только через час. Почти бесшумной тенью он прошёл по коридорам собственного дома и спустился по лестнице. Нужно будет вызвать домовика и отдать распоряжения на время своего отсутствия, но это можно будет сделать уже на улице, чтобы не потревожить спящих.

Люциус невольно усмехнулся, обнимая Эрика за талию и накрывая второй рукой голову. Он коснулся губами тёмных волос и вдохнул их запах, возрождая воспоминания как будто из сна. Из того времени, когда ещё всё было хорошо.
- Я тоже рад тебя видеть, - его рука на талии прижала Эрика сильнее.
Ему стоило огромных трудов снова не начать разговор с настоятельных советов уехать. Если Эрик и передумает после вчерашнего, то уже сам, а если нет, то уговоры уже тоже не помогут.
Он мягко провёл пальцами по тёмным волосам, не желая выпускать его из своих объятий, и только потом наконец нашёл в себе силы говорить.
- Я в порядке.
“Я одним только чудом не участвовал во всём этом”, - из горла уже не шло. Он действительно был смертельно близок к тому, чтобы быть там и быть среди тех, кто атаковал женщин и детей боевыми проклятиями.
- Как ты?

На новости об Ордене Люциус почувствовал как каменеет, только чтобы не позволить телу выдать эмоции, и пожалуй хорошо, что Эрик в этот момент не видел его лица.
Когда это случилось? Как? В голове были одни ругательства вперемешку с вопросами, которые очевидно не дождутся ответа. Потому что сейчас явно не до допросов.
Он провёл кончиками пальцев по щеке Эрика, когда он зажмурился, и поцеловал в висок, когда он договорил. Он не мог убедить его, что всё в порядке, когда до порядка было как до луны на метле. Какой к чёрту порядок, когда они по разные стороны в сердце магической войны? До сегодняшнего утра он вообще не особенно верил, что Эрику нужен беглый преступник, схваченный при нападении на школьников. А теперь оказывается, что он ещё и в Ордене.
Люциус снова ласково проводит ладонью по щеке и гладит волосы, шею, спину. Его так мутит просто от нахлынувшего задним числом страха. Это школьному зельевару нечего было делать в точках налётов, а член ордена мог оказаться в любой из них. Они с Северусом сами их предупредили! И Северус даже тогда ничего не сказал об Эрике…
- Я понимаю, - он слабо улыбается, заглядывая ему в глаза, - я знал, что ты не позвал бы меня сюда просто так. Ты выбрал хорошее время, когда я действительно мог вырваться.
Он снова касается пальцами его виска, убирая волосы.
- Хорошо, что мне удалось увидеть тебя..
Он не знал, чем закончится эта оккупация его поместья, он не знал, чем закончится эта война и какими жертвами. И потому единственная малость, что у него ещё была, это вот эти мгновения рядом с дорогими людьми. Которые он будет беречь и прятать в паутине своих воспоминаний.