Ой ты гой еси светел Князь
Ты не гневайся
То не я реку, то народ речет.
Не за лик честной, но за грозен нрав
Нарекли тебя Красным Солнышком.

Велика земля, степи да поля
Это Русь моя некрещенная.

Дым висел над землей от болгарских застав
Возвращался домой грозный Князь Святослав
Русских латников строй, лица их веселы
Но услышали свист печенежской стрелы.
Страх презревший и смерть, гордо шедший на Вы,
Только здесь, у Днепра, не сносил головы.
На Руси раздор, брат на брата прет.
Молится богам, да молчит народ.
Вот и княжеский трон, вдоволь ешь, вдоволь пей.
Но пригрезился блеск цареградских церквей.
И по всей Руси кинул клич Князь Владимир свет Святославович.
От богов старых отрекитеся, богутновому помолитеся.
И пошел стон и спор, чей надежней Бог.
Нет священный имен, чем Перун и Сварог!
Нету веры верней, чем восточный ислам!
Только Князь повелел кланяться крестам.
Идолов старых без жалости в корень рубить,
Их огню предавать, в тихих реках топить.
Виднокрай горел, занимался день.
Слово княжее тверже чем кремень.
Над Днепром рекой горький плач стоял,
Князь огнем и мечом на Крещенье Русь гнал.

Репьями выстлан путь,
Над головою лес
Кто скажет, где свернуть?
Куда поманит бес?
Не повернуть назад
И не ступить вперед,
Там за спиною ад,
А впереди что ждет?
Неведенье грядет,
Но ты обманешь всех.
Ты начал свой полет,
Ты держишь путь наверх.
Кругом лишь облака
И воздух словно сталь,
Дорога нелегка
В заоблачную даль.
В ночи все силы зла,
Очнувшись от утех,
Сорвут с тебя крыла,
Окончен путь наверх.
В груди одна тоска
И ветер по лицу,
Земля уже близка.
Все близится к концу.
Ты был почти у звезд,
На высоте богов.
Но путь из роз непрост,
В цветах полно шипов.
А плата за успех
Разорванная грудь.
Но был же путь наверх,
Такой недолгий путь.

Письмо детям.
Больше всего боли, когда дети не находятся. Слышите, дети? Нам, взрослым, которых вы не знаете, никогда не видели и, скорее всего, не увидите никогда – больше всего боли причиняет мысль, что мы вас так и не нашли. Говорят, есть такой час волка. Это где то между самым темным часом в ночи и предрассветной мутью. Вот ты проснулся в этот момент или не ложился еще. Ходишь, крутишь в голове эти мысли, имена и обстоятельства. И не понимаешь.
Дети. Я не знаю, что с вами случилось. Вы исчезли при таких обстоятельствах, что мы должны были найти вас немедленно. Ну или почти сразу. Как же так?
Паша Костюнин. Вышел из школы и пропал. Просто вышел из школы. Ни тела, ни свидетельств, и надежда совсем растаяла. Куда ты ушел? Зачем? Тебе сделали больно? Ты жив, но живешь где-то в другой стране? В тот самом Neverlande?
Саша Целых. Как же так? Просто пошла в туалет, будучи с семьей на пляже, где куча людей? Саша, где ты? Ты тоже там, с Питером Пэном?
Данила Белых, Костя Кривошеев, Катя Четина.. И многие, МНОГИЕ другие.
Скажите нам, что мы должны сделать, чтобы больше не терять вас навсегда? Ведь я могу здесь писать имена и писать. Долго, много строчек, куча букв, чужой боли. Скажите, что мы должны сделать, какую стенку чьей головой пробить и мы сделаем. Пробьем.
Конечно, я лукавлю. Мы знаем, что делать. И делаем, но слишком медленно, не так, как надо. Оставляя массу чиновников и представителей ведомств, на своих местах.
Оставляя сотни километров за спиной, десятки сигарет и экватор нервов. Оставляя себе время на жизнь, сон, работу и развлечения. Простите нас, дети. Мы сделали и делаем не всё

Меня на долгий путь благословите,
Уже намечена моя дорога.
Молитесь за меня кому хотите,
Я не страшусь ни черта и не бога.

Пусть не безгрешен и душой не шибко чист,
Но не судите за дела поэта.
Я не безбожник, я обычный атеист.
И кто-нибудь меня простит за это.

Простит за всё – и за последний тост,
За дружбу и вражду, за каждый шаг и след.
Преставлюсь, отнесите на погост
И напишите: «Тут лежит поэт!»

Усатый сержант поёжился. На улице было ощутимо холодно, хотя и "плюс". Собака, лежавшая у его ног, поднялась, вильнула хвостом и ушла в тепло.

- Слушай, а кто у нас за стенкой спит? Чё за люди? - Кировский акцент стоящего рядом прапорщика невозможно было ни с чем спутать.
- Бл#, не поверишь, Сергеич. Волонтёры. Ну, добровольцы. Хрен знает откуда припёрлись.
- Типа, нахаляву нашу работу делать приехали?
- Вроде того. Да только очень они уж... Странные.
- Чё странные-то? Дети какие-то. Дети, собаки, рации, камуфляж. Фигня полувоенная какая-то...
- Слышь, дети. Эти дети лес вынюхивают, а не чешут. Работать сутками могут. Не спят совсем. Я шестнадцать лет в ментовке, а такого - веришь? - никогда не видел. Не фигня всё это, вот что я скажу...
- Ну, научены, наверное. Может, делать больше нех#й им? Дома не ждёт никто?
- Да вот х#р поймёт... Учат они сами себя, одни - других. У них у всех жизнь своя, я спросил пару, пока в лесу шлялись. Дома ждут. Они в голову раненые, слышь, они реально ищут и хотят найти. Прям хотят. Все силы сливают.
- Бл#... Меня в этой тайге только командир и зарплата держат, вот честно.
- Та же х#рня. А у них, ты представь, техника как в кино, всё в компьютере, всё по-умному. Работу видать сразу толковую... Да одной власти сколько надо иметь, чтобы в этой ср#ни телефон нормально заработал?! Я был здесь год назад, вообще почти не ловило! А сейчас - как дома, на площади... Это они сделали, они, я точно знаю. Уговорили Мегафон. И всё - сами.
- Так это их антенна с мачтой у входа? Охренеть... Чёрти что творится... Люди сами захотели, собрались и делают. И лучше государства...

Поиск. Кировская область. Речной. ДК. Подслушано.

Чёрным крылом ночь укрыла дома,
Там на Земле тишина и покой.
Но ты по-прежнему сходишь с ума,
Если хоть ночь, ты не ввяжешься в бой.
Сотня бойцов под началом твоим,
Каждый был в прошлом жизни лишён.
Только одно предназначено им –
Ищет возмездия твой легион.
Каждую ночь поднимаешь пехоту,
Их, оторвав от бесед и костров.
К цели своей, не придя не на йоту
Рубишь на части души врагов.

Как в лихорадке мечутся пальцы,

Меч, обнажая и герб на груди.
Кто атакует небесных скитальцев,
Ищущих мести на млечном пути!?

Выхода нет из вечного плена,
Звезды не пустят обратно в рассвет.
Войско промчится по пеплу и тлену,
Вечная ночь, есть война, мира нет.
Там впереди солнце мечет лучи,
Кончился бой, полыхает восход,
Ты победил, враг от боли кричит,
Следующей ночью новый поход.
как в лихорадке мечутся пальцы,
Меч, обнажая и герб на груди.
Кто атакует небесных скитальцев,
Ищущих правды на млечном пути!?
Враг на конях, выдыхающих пламя
И на бегу обжигая ноздрю,

Пеших солдат копьями ранит,
Чтобы багрянцем окрасить зарю.

В битву вгрызаясь, с криком и воем,
Колют врагов, завершая поход,
Над головами распятых героев
Снова займётся кровавый восход.
Но только день опустился за гору,
Чьей-то рукой звёзд разбросана горсть,
Враг собирает новую свору,
Голову поднял непрошенный гость.

В бездну снежная лавина
Начинает свой разбег
Превращая в исполина
Лёд и воду горных рек
Слыша смех владыки Ада
Дрогнул каменный узор
И подобно водопаду
Мчится смерть с высоких гор.

Облака или поля
Небеса или земля
Неба смазана граница
И на Солнце снег искрится.

Словно кто-то глянул в бездну
В ней ничтожество узрев
И в единый миг исчезнут
Те кто здесь себя воспев
Позабыл про гор величие
Как расплата за гордыню
Кома снежного обличье
Принял гнев седой твердыни.

Снежная слепая сила
Поглощает стон и крик
И во братскую могилу
Обращается ледник
Сиротливые руины
Оставляя за собой
Белоснежные равнины
И пейзаж как поле боя.

Я так хочу, чтоб не терялись дети,
Чтоб не цеплялся за душу мороз,
Чтоб не висели больше в Интернете
Немые фото-символ чьих-то слез.
Чтоб не рвалось на части чье-то сердце
И не глядели с горечью глаза.
Сажусь в машину громко хлопнув дверцей,
И начисто забыв про тормоза.
Штурмую яростно поля да перелески
И лезу в реки, не боясь воды
Мне наплевать на "стон" моей подвески -
Найти бы хоть какие-то следы.
Я до мозолей натираю ноги,
Пройдя за раз десяток добрых миль.
Я там, где сроду не было дороги
И в дождь, и в снег, и в ураган, и в штиль.
Я не приемлю денежные знаки,
Мне служат высшей платою слова.
Когда пройдя "глухие" буераки,
Читаешь фразу "найдена, жива"!
Я так хочу, чтоб не терялись дети
И не звучал набатом детский крик
Ведь для того я и живу на свете
Обычный человек-ПОИСКОВИК

В начале было слово, потом многоточие,
Открытая дверь, трава на обочине.
Мотор разрежет тишину на куски,
Дождь промочил насквозь тьму улиц городских.
Забыты напрочь все заветы отцов,
Мы танцевали, но в дыму я не видел лицо,
Погасли свечи, в темноте сбросив платье,
Без боя ты сдалась в мои объятья.

Дорога от чужого порога домой,
Моя дорога от разлуки до встречи с тобой.
Моя дорога через годы и города,
Хотя, по сути, все дороги приводят в никуда.

Будь осторожен, любовь идёт по следу,
Кто обгонит её, ей этот путь неведом.
Послетались с округи ясны соколы,
Да по горной тропе камнем со сколы.
Что не говори, как не сквернословь,
В начале было слово, это слово любовь.
Благие намеренья следы запятнали,
Плохо будет в конце, но хуже было в начале.

Уже в фойе погашен свет,
Гитара спряталась в чехол.
Уже закончился концерт,
Умолк на время rock’n’roll.

Солист охрипший, он устал,
Ударник гладит барабан,
Басист два дня не просыхал
Он и сейчас мертвецки пьян

А волки глядят и глядят в облака,
Луна светит им, светит им свысока.
Волкам лунный свет дал сияние глаз,
А что им не петь – они свободнее нас.

Серые тени, дикие звери,
Жёлтой луне поют о свободе,
Только они, способные к вере,
В норы свои по ночам не уходят.
В песнях их слышно минор и тоску,
Утро их снова в погоню отправит,
Следы точно буквы на свежем снегу,
Гонит кого-то волчиная стая.

В тихом экстазе, закончив охоту,
Сладкую кровь с морды слизав.
Волки берут минорную ноту,
К вечной луне поднимают глаза.
Славят свою волчиную волю
И зажигают глаза-фонари.
Гонят кого-то по белому полю –
Убей в себе жертву или умри!

Нет никого нежнее поисковиков.
Это понятно: если люди готовы всё бросить и мчаться вытаскивать чужих детей, значит, они к ним относятся по-особому. Я знала это всегда, но впервые увидела воочию на мероприятии, которое «Лиза Алерт» проводила для детей, по обучению безопасности. Тех, кого я видела в камуфляже, усталыми, измазанными в грязи, разочарованными тяжёлым многочасовым и бесплодным поиском потерявшихся в лесу, брали детей за руки и вели их на занятия.
Именно об этом я думала, когда смотрела, как Элька, замечательный координатор, регистратор, старший на месте, сияет вместе с детьми, раздавая им дипломы – а у меня перед глазами ночь, машины, Элька раздаёт задачи в свете фар;
как Зенит терпеливо объясняет каждому, как совмещать стрелки на компасах и поправляет компасы в детских ладошках – а я так и вижу, как мы продираемся в жаркий июльский полдень через высокую траву, пот льёт, впереди спина Зенита, и потерявшийся не отзывается;
как Шульгевич сидит на полу со своей группой детей, и они ползают по нему, как по пальме – поиск на Ярославке, мы с ним идём по предрассветной заброшенной стоянке бомжей в лесу;
Паша, с которым мы ночью лазили по полузаброшенному складу под Талдомом, умудряется по полчаса удерживать детское внимание, а Таня – поиск в Дмитровском районе – скачет с ними на одной ножке… Некоторые из этих ребят находили погибших детей. А сейчас прыгают с малышами и радуются тому, что, возможно, научат их сегодня жизненно важному. А вы говорите, что народ стал более агрессивным и равнодушным…