С той поры, когда им сообщили о том, что его отец, Дэклан Бэддок, бесследно пропал и, вероятно, погиб, прошло едва ли четыре месяца. Мать надела траур по мужу, а письма, приходившие ей и раньше от некого Р. Уинслоу, скрывать перестала. Малькольм знал об этих письмах ещё перед Рождеством, знал о встрече мамы с этим мужчиной в Лондоне, но ничего не сказал отцу, боясь лишний раз того потревожить. Тогда они все ещё тяжело переживали смерть Эвана, и он не хотел добавлять родителям ещё один повод для ссор. Брак его родителей, заключённый когда-то по любви, стал в последние годы неудобной формальностью. А после смерти старшего сына Дэклан и Оливия разговаривали друг с другом не больше, чем требовала того необходимость.
Теперь Малькольм остался с матерью совсем один. Надежда на то, что отец вернётся, была совсем призрачной, но всё-таки продолжала теплиться в сердце юноши. А письма, проклятые письма из Лондона всё приходили, травя душу. Сердце Малькольма терзали ревность и обида за отца, о котором Оливия не вспоминала и которого не ждала, вместо этого всё чаще задерживаясь в столице. Он старался закрывать глаза, быть хорошим, прилежным сыном, не лезть не в своё дело, но где-то через месяц после возвращения из школы юноша сорвался. Он вскрыл шкатулку с письмами, прочёл всё до одного и решил… Решил проследить за матерью и посмотреть этому типу Уинслоу в глаза.
Плана у него не было. Хотя талантом к шпионажу он также не обладал, остаться незамеченным матерью в многолюдной части магического Лондона оказалось проще простого. Оливия Бэддок, непривычно расслабленная, с распущенными светлыми волосами под шляпкой — дома она всегда убирала их в сложный узел — лёгкими шагами пересекла Косой переулок и зашла в один из невысоких домов, смежных друг с другом. Малькольм остался стоять почти напротив, укрывшись за одним высоким прилавком с журналами, что стоял на улице.
Изначально он думал подождать, пока мама покинет дом, а потом, возможно зайти в него самому, чтобы поговорить с мужчиной. Но через какое-то время дверь дома открылась и из парадной вышел какой-то помятый тип, как две капли воды похожий на юношу со школьной фотографии, которую мама по-прежнему хранила в шкатулке в своей комнате. Только этот был старше и выглядел более побитым жизнью. Видимо, это и был Уинслоу. Малькольма даже передёрнуло от мысли, что этот мужчина, у которого явно в горле пересохло от необходимости выпить — так он морщился, раскуривая сигарету, — мог прикасаться к его маме!
Рациональность и осторожность разом покинули разум шотландца, вытесненные беспокойством за маму и ревностью. Он закрыл купленный журнал по Трансфигурирации и решительно двинулся в сторону типа.
— Сэр, ваше имя Роберт Уинслоу, не так ли? — Вежливость в голосе Малькольма, когда он обратился к мужчине, граничила с вызовом. — Найдётся ли у вас пара минут для разговора со мной?
Через силу он растянул губы в неком подобии улыбки, хотя больше всего хотелось начистить типу лицо, сразу, как только он подтвердит, что тот и есть Уинслоу. Ударить по-маггловски, просто кулаком. Вот сразу за всё.

Отредактировано Malcolm Baddok (2019-01-06 14:55:07)

Излагать тезисно и кратко так кратко. Сам того не замечая, он переложил свёрнутый журнал в правую руку, механически освобождая ведущую, и сделал шаг вперёд.
Ведь Малькольм думал честно просто спросить, какие намерения имел этот Уинслоу относительно его мамы. Но то, как тот заговорил, то, как глумливо улыбнулся, дало ему понять, что разговаривать с этим человеком бесполезно. Как его мама только могла встречаться с этим… не джентльменом! При мысли об этом, он снова почувствовал отвращение и приступ тошноты. Если он расстроит отношения матери с этим типом из-за своей вспыльчивости, будет только лучше.
— Я Малькольм, сын Оливии Бэддок, — буркнул он и резко ударил левым кулаком мужчину в живот. В лицо было бы честнее, но Уинслоу был слишком высоким. Он ударил, правда не слишком сильно, сам испытав немалую боль в руке, а тип как будто не почувствовал ничего. Даже не шелохнулся. Малькольм мгновенно понял, что сейчас получит удар сам, да ещё полетит на землю. И хорошо, если останется жив в конце.