Малькольм не обиделся, только усмехнулся.
— Мне это однажды уже говорили. Но как вы сами только что заметили, миледи: нельзя научиться плавать, не прыгнув в воду.
“А самое важное вы уже увидели”. Так что теперь ему нужно было выдать леди Изабелле что-то такое, что позволило бы отвлечь её внимание от воспоминания о докторе Стивенсоне.
Он не успел ничего придумать, как снова оказался в водовороте своих воспоминаний.
Ему снова было одиннадцать. Следующий вечер после распределения. Малькольм сидел на берегу Чёрного озёра в одиночестве, когда к нему подошёл Эван и положил руку на плечо.
— Эй, — старший брат мягко улыбнулся и сел рядом. — Искал тебя весь вечер. Как ты?
Малькольм не понял вопроса и повернулся было к брату за разъяснением, но передумал. С его точки зрения, никакой трагедии не произошло — он просто попал на другой факультет и только. Видимо, в глазах Эвана всё выглядело иначе. Поэтому он решил перевести тему.
— Жаль, что старостой назначили Уизли. Ты был бы лучше.
Это было правдой — из Эвана получился бы отличный староста. Тот пожал плечами и невозмутимо ответил:
— Уизли это было нужнее.
Они помолчали некоторое время, наблюдая за тем, как постепенно появлялись сумерки, а по глади озера начинал стелиться туман.
— А что тебе Шляпа предлагала? — Спросил Эван. — Думал, она тебя никуда не распределит этим вечером.
Он улыбнулся и добавил:
— Ты просидел с ней четыре минуты и двадцать шесть секунд, я засекал.
Малькольм пожал плечами. Шляпа хвалила все четыре факультета.
— Сказала, что в Гриффиндоре я смогу завести друзей.
А душе его будет лучше в Хаффлпаффе.
Брат хмыкнул и приобнял его.
— Глупая Шляпа. В Гриффиндоре тебе бы не понравилось. У нас гостиная вся в красных тонах. И люди чокнутые. Ты бы сбежал из Хогвартса из-за шума.
— Нет.
Тут его вырвало и швырнуло в другое воспоминание. “Какая скука”.
Малькольм обнаружил себя на развалинах старого Донброха. На балке обеденного зала, где было нанесено проклятье на род Бэддоков.
— Зачем ты лазишь по стенам, глупый мальчик? Моё проклятье убьёт тебя и так.
Он обернулся, чтобы увидеть рядом с собой призрака проклятой Керидвен.
— Пытаюсь понять, как вам удалось его наложить. — Малькольму семь. Страха за близких пока ещё нет.
— Вы раскладывали тела ваших братьев в каком-то определённом порядке? Потому что отсюда сверху определённо просматривается…
Малькольм не договорил. Вместо призрака обнажённой госпожи Керидвен перед ним оказалась леди Изабелла. В баре, буквально несколько минут назад. “Вот сейчас она поднимет вуаль и узнает все мои мысли! Ну же!”
Он увидел, как леди закрепила сеточку у себя в волосах, вдохнул и… ударился затылком о стену за спиной. Затем ещё раз. И ещё. Он не прекратил биться головой в надежде, что боль заставит его вернуться в собственное сознание, а гостя — выкинет вон из его головы.

Отредактировано Malcolm Baddok (2017-10-25 06:31:01)

Вода привела его в чувство — он смог вернуться в реальность. Расширенными глазами Малькольм посмотрел на леди Изабеллу и благодарно прошептал:
— Спасибо.
План со стенкой оказался ужасным. Если бы его не вывели насильно, он так и продолжил бы разбивать голову, потеряв контроль над своим телом.
Медленно вдыхая воздух, Малькольм попытался успокоиться. Он осторожно коснулся рукой затылка и тут же её убрал её — место удара саднило, а голова готова была расколоться от боли.
Леди Изабелла была на него… сердита?
— Нет, я не буду больше повторять подобное, — сказал он, убеждая её. И добавил, вытерев лицо платком: — Вы совершенно правы, это чревато последствиями. И я непременно последую вашему совету.
Его взгляд упал на опустевший стакан. Всё-таки было хорошо, что пришли не в чайную, а сюда. Хотя там он смог бы занять руки, подливая душистый чай в чашки, ухаживать за дамой. А здесь…
— О чём бы вы хотели поговорить, миледи? Что вас интересует?

— Развлечь вас…
Он улыбнулся подошедшей к нему официантке.
— Снова воды, пожалуйста.
Обе женщины посмотрели на него как-то странно. Девушка — удивлённо пожала плечами, но кивнула и забрала бокал. А вот леди Изабелла… Он словно нарочно подначивала его попросить заказать чего-нибудь более крепкого. Малькольм не удержался и фыркнул, глядя на бесстыдно улыбающуюся даму.
— Я сел в лужу уже дважды за этот вечер, миледи. Думаю, на первый раз вам этого должно хватить.
На самом деле он не переносил алкоголь. Тот лишал ясности мысли, вызывал зависимость и превращал даже самых талантливых волшебников в существ хуже свиней.
— Я бы рассказал вам какую-нибудь прекрасную историю, но что вам будет толку от неё? Всё что пишут книги, рассказывают легенды, как правило, покрыто флером романтизма и слишком отличается от событий реальности. В вас слишком сильно бьёт жизнь, чтобы я смог увлечь вас красотой поэзии. Ни возвышенные стихи Китса, ни мрачные сонеты Блэка вам не подойдут. К чему вам рассказывать о музыке Вагнера, когда вы сами являетесь воплощением образов, которыми он вдохновлялся? Вы дикая Валькирия, несломленная, верная Брунхильд.
Вы слишком горите жизнью, леди Изабелла, чтобы я мог развлечь вас подобной чепухой. Вы горите так ярко, что простым смертным не стоит и мечтать о вашей милости. Вы просто сожжёте этих несчастных. Потому что ваша честь и вера будет принадлежать лишь одному.   
Он замолчал, когда понял, что именно выдал. Но отступать было поздно, поэтому он добавил то, что осознал, наблюдая за стремительно меняющимся выражением лица.
— Вы готовы сгореть за свои принципы до тла. Я никогда не встречал женщин, подобным вам, миледи.

Отредактировано Malcolm Baddok (2017-10-25 20:06:53)

— Валькирия, — просто подтвердил Малькольм. — Удивительно, что вы обратили внимание именно на этот эпитет. Валькириям всё равно, каких воинов забирать с поля боя. Сердце же Брунхильд принадлежало только одному мужчине. И она уничтожила всех его врагов, не оставив смерть Зигфрида безнаказанной. Пока он говорил, то не опускал взгляда от глаз леди Изабеллы, пытаясь понять, насколько оказался прав.
Судьба Брунхильд была печальной — всю жизнь любить того, кому никогда не сможешь до конца принадлежать. Даже кровавая расправа над его убийцами не смогла заглушить боль от его потери.
Если он и ждал ещё какой-то реакции, то напрасно. Пожав плечами, он продолжил говорить:
— Не хочу показаться бестактным, но, миледи, как давно вы выходили в свет? Просто прогуливались по Косому переулку, не нарываясь на приключения?
Он мягко улыбнулся. Неужели леди Изабелле это не было очевидно?
— Вместо того, чтобы поблагодарить и просто отпустить меня сразу, как только угроза миновала, — а так поступила бы любая добропорядочная женщина, — вы затащили меня в какую-то подворотню. Пригрозили проткнуть мне палочкой горло и оставить мой труп гнить в той дыре. Влезли мне в голову. Привели сюда, чтобы дождаться некого “визави” и снова скрыться. Намекнули на то, что я спас ваших преследователей от расправы.
Малькольм хмыкнул.
Мирные люди так себя не ведут. Так ведут себя только те, кому нечего терять. Кто хочет достичь цели любыми средствами. Когда вы в последний раз общались с женщинами, миледи? В спокойной обстановке, а не выпытывая из них тайны?
Тут понимание того, кем именно являлась его собеседница, стремительно настигло Малькольма. Теперь он понял, почему совершенно неизвестная ему колдунья напомнила леди Малфой. И в каких именно чертах лица заключалось их сходство.
Осознание пришло к нему с опозданием, и всё же он узнал ту, кто усердно поддерживал страх на славу своего господина в сердцах всего магического сообщества. Листовки с её старой фотографией — с безумным лицом — были развешаны по всему кварталу волшебников.
Он бросил взгляд на левую руку, на которой должна была находиться сташная метка Пожирателя смерти, спрятанная под длинным рукавом чёрного платья. Криво усмехнулся и посмотрел на неё из-под нахмуренных бровей.
— Вы просили меня развлечь вас. Что ж, быть может, теперь вы сами выберете тему для беседы? Коль шут из меня вышел никудышным. Миледи.

Однако… Они наконец-то дошли до того самого переломного момента. Малькольм имел возможность наблюдать за тем, сквозь маску леди Изабеллы начинало проступать другое лицо — с заострившимися чертами, с безжалостным полубезумным взглядом и гримасой, сродни оскалу. Напускное лукавство слетело с неё, словно шелуха.
— Идёт война… Нет, миледи, эту войну ведёте вы сами.— Теперь уже совершенно серьёзно заявил он ей. — Она ваша, ваша и ещё той, другой стороны. А мы просто колосья травы, которым не повезло оказаться срезанными одной из сторон.
Он тоже откинулся спиной назад и криво улыбнулся.
— Предлагаете мне выбрать прямо сейчас? В самом деле, почему бы не сделать сразу здесь?! — Голос едва не задрожал, когда он произнёс это так легко и якобы беспечно. — Тогда вам не придётся искать мой дом и разыгрывать похищение. В самом деле, облегчить участь дамы — закон джентльмена. А то это так хлопотно, искать, тащиться куда-то в гору...
Что же, он побудет шутом ещё немного. Если ей так угодно.

Отредактировано Malcolm Baddok (2017-10-31 23:22:14)

Он покачал головой, когда леди мило рассмеялась ему в лицо.
— Вы не правы. Я не собирался на баррикады. И судить по вашим поступкам и поведению организацию я тоже не собирался. По двум причинам. Первая: у меня слишком мало достоверных фактов, чтобы я вообще мог делать какие-либо выводы. Вторая: я не собираюсь судить кого-либо. Потому что это ни к чему не приведёт.
Глотнув тёплой воды, он продолжил:
— Мы оба говорим начистоту сегодня, поэтому я честно признаюсь вам в том, что могу оправдать применение насилия к врагу лишь в одном случае. Это военная интервенция на Британские острова, что в нынешнее время маловероятно. Во всех остальных случаях применение насилия и террор мирных жителей мне видится жестокой бессмысленностью. Гражданская война вообще всегда бессмысленна и беспощадна. В ней нет ни правых, ни виноватых, а только победители и пострадавшие. И каждая из организованных групп вооруженного противостояния ничем не лучше другой. В конце даже “светлые волшебники”, — тут он хмыкнул, — и “великие гуманисты” начинают играть, не гнушаясь использовать тёмную магию, подлость, жестокость. Например, заключение в тюрьму, охраняемую дементорами. Что может быть бесчеловечнее? Смерть во сто крат милосерднее.
Малькольм не делал разницы между Авроратом, членами совета Визенгамота, министерскими чиновниками, Пожирателями смерти, Орденом Феникса, школьной Армии Дамблдора, Инспекторской дружиной… День ото дня простым волшебникам жить становилось всё страшнее. А всё ради чего? Ради цели. Великой цели. Тем временем захватить власть можно и другими способами.

Отредактировано Malcolm Baddok (2017-10-31 23:28:22)

Раздумывать о смысле человеческого бытия, о своей собственной роли во всём происходящем… Между его убеждениями и верой этой леди пролегала слишком большая пропасть. Хотя он был так похож на неё саму, — не мог себе не признаться Малькольм. Его душу с той же силой поглощала жажда совершить что-то на пользу, пока не стало совсем поздно. И пусть проклятье не оставляло ему так много времени, он не хотел, чтобы смерть забрала его напрасно.
— С тем, что каждый должен воспользоваться выбором, я согласен. Но как понять: что должно, а что недопустимо? Для меня уже одно выражение “грязнокровка”  из уст чистокровного волшебника является недопустимым. И вместе с тем, я не согласен с решением ограничивать использовании любых видов магии. Если человека связать и мучить тем же детским заклинанием “Ридикулус”, он рано или поздно скончается. Только намного мучительнее, чем от “Авада Кедавра”.
Какой выбор я могу принять в таком случае, миледи? Мне слишком дорога моя кузина, а ей — человек, которого вы видели в моих воспоминаниях. Я никогда не посмею позволить отнять этого человека у неё, как бы плохо он сам ко мне не относился. Мне не понять, почему мои сокурсники, родившиеся в семьях магглов, заслуживают к себе иного отношения от чистокровных волшебников. Не случись этой войны, возможно, я думал бы иначе. Шёл бы мирно к своей цели, а она у меня есть, не сомневайтесь, ведь мне не хочется, чтобы разница лет на моём надгробии была единственным, что осталось бы после моей смерти.
На пару минут Малькольм замолчал, не зная, как вести разговор дальше. Вопросы этики и морали всегда были сложными для других, но не для него. Он поступал всегда согласно своей совести, даже если это было как-то не по-слизерински. И вот перед ним сидела последовательница величайшего тёмного волшебника столетия, уверенная в своей правоте. Которую в своей вере не сломило даже заключение в Азкабане.
— Как мне понять вас? Зачем вы хотите разделить волшебников по крови? В чём глубинный смысл этого кошмара, миледи?

— И эту “разумную сегрегацию”, как я понимаю, вы собираетесь закрепить на законодательном уровне. Чтобы больше никто не смел портить кровь?
Сама сегрегация не казалась Малькольму чем-то диким, ведь он принадлежал к семье, насчитывающей не одно поколение чистокровных волшебников. Мать Малькольма — невеста без длинной родословной и с не самым чистым родством — считалась скорее исключением. И то, потому что выходила замуж за сына младшей, вымирающей ветви. Бэддоки всегда старались найти старшему сыну девушку из приличной семьи, даже если для этого за невестами им приходилось отправляться на континент — очень редко британские семьи, будучи наслышанными о проклятии Бэддоков, соглашались отдавать им своих дочерей. Малькольм понимал разумность этого шага — сохранять кровь внутри семьи, — но перспектива введения подобного ограничения на уровне, скажем, Визенгамота, казалась ему дикой.
— Есть ещё один вопрос, который я хотел бы задать вам. От своих софакультетников мне не раз доводилось слышать выражения, вроде того, что магглорождённым в Хогвартсе не место. Миледи, вы, как представитель вашей организации, тоже так считаете? Вы за то, чтобы отобрать у них право получать образование наравне со всеми?
Социалистом Малькольм не был, даже напротив. Но отнять у волшебника возможность учиться колдовать было для него сродни лишения воздуха или свободы. А подобного всего лишь из-за происхождения не заслуживал никто.
Он тоже отпил из бокала. Вопрос, почему с ним, таким упёртым и бестактным, до сих пор продолжают спокойно вести беседу, занимал его всё больше. Пора было её заканчивать.
— А решение для себя я уже принял, миледи. — Он глубоко вдохнул и продолжил: — Вам или кому-либо из вашей организации не нужно отправляться ко мне домой… Моя палочка уже у вас. Можете… не знаю, что вам там велят делать в таком случае ваши принципы… Думаю, мой выбор вам понятен, леди.
"Леди Лестрейндж".
Он не рассчитывал на то, что его так просто отпустят, признайся он в том, что готов защищать права неизвестных ему магглорождённых волшебников до конца. Мисс Кэтти Лейн, да и другие, не заслуживали жестокого или унизительного обращения со стороны других.

Отредактировано Malcolm Baddok (2017-10-31 23:34:01)

Вместо того, чтобы поплатиться за свои убеждения, Малькольм увидел, как леди Лейстрейндж достала из складок своего платья его терновую палочку и положила перед ним на стол. Он бережно потянулся к палочке рукой, не веря своим глазам. Леди улыбнулась ему, тогда он не стал больше сомневаться и взял её. Палочка легла в ладонь идеально, тут же пропустив через его тело волну тепла. Малькольм глубоко вдохнул воздух — спокойствие и уверенность снова вернулись к нему.
Он удивлённо посмотрел на даму, когда та попросила не предпринимать ненужных действий. Уж этого делать он точно бы не стал, тем более теперь. Даже если они оба останутся каждый при своём мнении, это было бы не только глупо, но и бесчестно по отношению к смилостивившемуся противнику.
— Благодарю вас, миледи. Это… очень великодушно с вашей стороны. У нас ещё осталось время? — поинтересовался он, а сам полез рукой в правый карман, где обычно лежала какая-нибудь мелочь для тренировки по трансфигурации. Так и было: Малькольм достал обрывок бечёвки и засушенный каштан и положил их перед собой на стол.
Обычно девочкам нравились всякие милые существа, вроде кроликов, карликовых пушистиков и прочей безмозглой, но очаровательной чепухи. Роуз как-то даже заставила его трансфигурировать ёжика с разноцветными иголками — про психику ёжика, переливающегося всеми цветами радуги и поэтому вынужденного улепётывать от миссис Норрис по всему замку, она почему-то не подумала.
Малькольм искренне понадеялся на то, что леди, являвшаяся Пожирательницей смерти, не испытывала слабости к нежным и пушистым существам. Бечёвку проще было превратить во что-то длинное, вытянутое, ловко извивающееся. Да и увидеть умиление на её лице при виде белоснежного кролика он, пожалуй, был не готов.
— Всё-таки жаль, что мы не в кафе. — Малькольм с тоской оглядел бар с его неоднозначной публикой. — Тогда я смог бы угостить вас пирожными. Уверен, вы давно их не ели. Знаете, сладкое улучшает настроение.
“Можно подумать, войны бы не было, если бы каждый получал по пирожному в день”, — скептически заметил он про себя, — “держи карман шире, да”. Роль шута словно прилипла к Малькольму. Он улыбнулся и продолжил, наполовину серьёзно, наполовину шутя:
— Всё-таки я обещал вас развлечь, а раз нет пирожных, то будет представление, — и попросил: — Не хотите увидеть розыгрыш одной старинной шотландской легенды? Про колдуна, который мог подчинять любые сущности себе.

Отредактировано Malcolm Baddok (2017-10-31 23:41:32)

— Вы не против, если я отвлеку внимание публики? Думаю, моё предыдущее представление и так привлекло ненужное внимание. — Он имел ввиду собственные удары головой об стену. 
Он коснулся палочкой каштана, произнёс заклинание, и тот превратился в маленькую белую мышь. Не самое приятное зрелище для некоторых дам, а для доброго хозяина заведения — так и вовсе позор. Мышь пару раз моргнула на него красными глазёнками, потом шмыгнула со стола и побежала по залу к выходу. Ждать реакции долго не пришлось: одна из официанток увидела грызуна и истошно завизжала.
— Мышь! — Бедная девушка отскочила в страхе в сторону и опрокинула заказ на одного из посетителей.
Началась суматоха и толкотня. Кто-то повскакивал с мест, кто-то что-то закричал… Официантку, на которую набросился с упрёками разъярённый клиент, было жалко. Мышь-каштан, в которую стали кидать заклинаниями остальные, тоже было жаль. Но теперь Малькольм мог творить что угодно, никто бы не обратил внимание. Он взял стакан с водой, вылил из него воды, сделав небольшую дорожку, и начал рассказ.
— В давние-давние времена, когда волшебники передавали свои знания только из уст в уста ученикам, а магглы верили во множество богов, жил один волшебник по имени Кридно. Кридно был очень могущественен, настолько, что ему была подвластна не только смерть, но и способ принимать любые формы. Это сейчас волшебнику требуется множество усилий и времени на то, чтобы стать анимагом. Анимаг может принимать только одну форму животного, как нам известно. Кридно же мог изменять форму своего тела так же, как, например, патронус форму, в зависимости от настроения и состояния своего хозяина.
Никто не мог сравниться с ним по силе и хитрости. Магглы из его общины преклонялись перед ним, как перед богом, пока однажды, он не зашёл так далеко в своих исследованиях, что решил трансфигурировать из камня человека. Девушку, которая смогла бы полюбить его без страха, слушать его безпрекословно. У Кридно получилось — он назвал девушку Дойлег как символ своей власти над окружающей его действительностью. И взял её себе в помощницы.
Магглам... — Малькольм навёл волшебную палочку на дорожку из воды. Вода стала разделяться на капли, потом эти капли стали увеличиваться, расти в высоту и в итоге оказались похожими на подвижные столбы. — Магглам такое надругательство над законами природы не понравилось. Они разозлились и, впервые не испытывая страха к колдуну, двинулись к дому Кридно, желая наказать его.
Капельные столпы строем двинулись по направлению к обрывку бечёвки. Малькольм тут же трансфигурировал его в небольшого ужа, не длиннее ладони.
— Кридно не ожидал того, что магглы вообще наберутся такой смелости, чтобы прийти в его дом. Поэтому он решил сначала понять их намерения, обратился в ужа и затаился за одним из своих котлов для зелий.
С этими словами Малькольм подставил свою правую руку, ужик тут же заполз на неё и спрятался в складках рукава. Капли, потеряв цель, стали дезориентированно перемещаться по столу, уменьшаясь в размере из-за движения.
— Не обнаружив волшебника в доме, они яростно накинулись на бедную Дойлег и лишили её жизни, заколов ножами. Когда последний вздох сорвался с её уст, тело её обратилось в разбитый камень. Этот поступок магглов так разозлил Кридно, что он тут же выполз из своего укрытия, — змейка выбралась из-под складок мантии Малькольма и стремительно бросилась к каплям на столе. — Силой магии он захлопнул дверь своей хижины, так, чтобы никто не смог выбраться из неё, и обратился в огненную саламандру. Он сжёг свой дом, а вместе с ним и магглов. Но и этого ему показалось мало.
Малькольм снова достал палочку и трансфигурировал ужа в саламандру. Маленькая ящерица загорелась, высушивая окружавшие её капли воды. Пока она не сожгла стол, он снова трансфигурировал её, теперь уже в крошечное подобие валлийского зелёного дракона.
Он оглянулся вокруг, но никто из посетителей бара всё ещё не обратил внимание на него. Часть из них до сих пор успокаивала разозлённого клиента. Грозила развязаться драка. Малькольм кивнул сам себе и продолжил рассказ.
— Так вот, Кридно обернулся в дракона — самое опасное для магглов существо — и сжёг их поселение дотла. Вместе с детьми и женщинами. Чтобы больше никто не смел покушаться на него самого и на его творения.
Копия валлийского дракона участвовать в импровизированном спектакле не захотела. Дракон лениво взмахнул крылом в сторону остатков воды, вышел в центр стола, свернулся в кольцо и самым наглым образом устроился спать. Малькольм не выдержал и хмыкнул на то, как заразительно зевнул дракон.
— Ну, будем считать, что это он уже после поджога. Довольный собой и жизнью в целом. Так вот, после случившегося Кридно настолько уверился в собственном могуществе и непобедимости, что перестал гнушаться грабить и наводить страх на магглов из других поселений. И те слушались его, приносили ему еду, изделия, лучшие ткани, инструменты, ничего не требуя взамен, кроме мира. Кридно заскучал, — зелёный дракончик поднял голову и, как по заказу, посмотрел на леди Лестрейндж. — Он затосковал по общению, а больше всего — по обществу Дойлег. Однажды, он снова обратился в человека и спустился вниз с гор, чтобы встретить кого-нибудь. Кридно повстречал Фиону — жрицу кромлеха. Он заговорил с ней, и говорили они так долго, пока солнце не село, скрывшись за вершинами гор. Кридно стал спускаться с горы каждый день, чтобы встретить девушку и снова говорить с ней. Так поразила она своей красотой и мудростью Кридно, что тот решил взять её себе в жёны и обучить всему, что умел сам. Только Фиона знала, кем именно являлся Кридно. Она заявила ему, что сможет стать его женой лишь в том случае, если колдун ступит ногой на землю капища.
Валлийский дракон поднялся и отряхнулся, бросив взгляд через плечо на Малькольма. Мол, ну что делать дальше? Малькольм кивнул ему в сторону леди Лейстрейндж, и тот неохотно зашагал в заданном направлении.
— Кридно не был дураком и знал, что путь в человеческом облике на кромлех ему заказан… Он решил перехитрить маггловских богов и обратился… Вы позволите? — Он осторожно коснулся палочкой дамской руки, на которую очень медленно, весьма медленно и лениво, забрался дракончик, оборачиваясь вокруг запястья и замирая.
— “Дуро”,  — дракон окаменел, становясь браслетом на запястье леди. — Во что именно Кридно обратился, он так и не узнал, потому что мгновенно умер, став неживым предметом — украшением на руке своей дамы. А вместе с ним умерла и тайна о том, как менять образы. Вот такая легенда.
Малькольм посмотрел на леди Лестрейндж, ожидая её реакции. Не всем нравилась подобная чепуха. К тому же, он мог привлечь ненужное внимание своим спектаклем.

Отредактировано Malcolm Baddok (2017-10-31 23:47:15)

Он был приятно удивлён тем, что его маленькая шалость была так хорошо принята зрительницей. Услышав тихие аплодисменты и похвалу в финале, Малькольм зарделся и склонил голову в поклоне.
— Этим-то старые легенды и хороши — каждый находит в них что-то для себя. Если не брать в расчёт исторический контекст — действие легенды происходит ещё до прибытия на остров христианства, — то Кридно прежде всего не следовало так тесно сосуществовать с магглами. Скорее всего, он был магглорождённым, раз остался жить в этой общине, и так сильно гордился своими способностями, что это в итоге принесло ему несчастье. Видите ли, в легенде даже названо имя девушки, которую он трансфигурировал из камня. В некоторых версиях можно встретить упоминание даже того, что колдун взял Дойлег себе в жёны. — Он внимательно посмотрел на леди Лестрейндж, предупреждая её возмущение или удивление, и добавил: — Учтите, для того времени, как и для развития сюжета настолько старой легенды, это совершенно нормально. Герой встречает женщину и, либо погибает от её руки, либо женится на ней. Даже если у него уже была жена. Либо помогает своему другу взять эту женщину в жёны. Распространённый сюжет, что поделаешь.
Он обратил внимание на то, что к бокалу леди давно не притрагивались. И поинтересовался:
— Возможно, вам бы хотелось бы попробовать что-то ещё? Или снова шерри?
Самостоятельно официантку он звать не стал. Возможно, леди просто не хотела больше ничего. Он продолжил.
— Так вот, Кридно гордо “выводит” Дойлег в свет, иначе как объяснить то, что её имя и деятельность вообще упоминаются. Возможно, что он даже создал её прилюдно, чтобы похвастаться своим могуществом, прекрасно зная при этом отношение магглов к подобным… кхм, метаморфозам. За что и поплатился. Колдовал бы себе спокойно в одиночестве, никто бы не пришёл в его хижину с жаждой расправы. Вывод: гордыня и хвастовство губительны, а магглов, впрочем, как и всех других, чьи способности ниже, не стоит недооценивать.
Далее, он превращается в змею — персонаж в мифологии, наделённый хитростью и коварством. И открывает оба эти качества в себе сполна. Потеряв Дойлег, он начинает менять одну форму за другой, утрачивая свой человеческий разум — теперь в нём преобладают жажда крови и безжалостность.  А напоследок — невероятная алчность. Всё почему: он не учитывал последствий обращения. Обратите внимание, в легенде он обращается в человека обратно спустя очень долгое время. Возможно, не только потому, что ему в форме дракона было существовать удобно и интересно, но и оттого, что после такого продолжительного существования в анимагической форме вернуть себя назад было нелегко.
Опять же, его губит чувство всевластия. Он настолько уверен в себе, что готов поверить в то, что жрица кромлеха им искренне заинтересована. Служительница богов. При том, что он попрал законы, данные этими богами. Глупец, хотя считает себя самым хитрым и непобедимым. Он поддаётся на провокацию и в итоге погибает от собственной же идеи, забыв элементарное правило трансфигурации: не превращать живое в неодушевлённое.
Итак, из истории можно вынести ещё несколько выводов. Кридно зря не записывал и никому не передавал свои знания. Обхитрил самого себя, посчитав себя слишком умным. Он достиг таких вершин мастерства, что махнул на элементарные правила рукой, а зря. Поставил себя выше женщины, выше богов, за что и поплатился. Недооценил противника. Да, и охранные чары на дом не поставил от магглов.
Малькольм неожиданно чихнул, едва успев достать носовой платок.
— Простите, здесь немного сыро. Как думаете, чай они подают? — Он сложил платок в карман и хитро улыбаясь посмотрел на леди Лестрейндж. — Кстати, у нас в семейной истории очень много таких легенд. Когда мужчина встречает очень могущественную и мудрую волшебницу и… Платит за свою самоуверенность или эгоизм, или другие, не самые приятные качества. Так что мне ещё очень повезло встретить в вашем лице такое добродушие. Я до сих пор сижу в собственной форме и вы даже вернули мне палочку. Хотите я вам ещё чего-нибудь наколдую? Каким бы было ваше заветное желание? Погладить котёнка, может быть?
Он сильно не рассчитывал на положительный ответ, но попытаться стоило. В первую очередь перед ним сидела дама, у которой, может быть, и времени не было на исполнение собственных желаний. Бабушка Мойра когда-то рассказывала Малькольму, что со временем взрослые просто теряют интерес к шалостям и забавам. Они настолько серьёзно окунаются в работу и “взрослеют”, что забывают, как веселиться, и черствеют сердцем.
Малькольм покопался в голове, пытаясь вызвать нужное заклинание для трансфигурации предмета в кота. Покопавшись в карманах и не найдя в них ничего подходящего, он размотал свой шейный платок, сложил его вчетверо на столе и превратил в маленького чёрного котёнка с белыми лапками. Котёнок заозирался вокруг и жалостно запищал.

Отредактировано Malcolm Baddok (2017-10-31 23:57:31)

— Чары на платке долго не продержатся. У вас будет от силы минут пятнадцать. Как раз по той причине, что я превратил неживое в живое. Подобными чарами я стараюсь баловаться нечасто, хотя это очень увлекательно. А вот браслет останется надолго. Потому что он изначально был предметом.
Малькольм невольно засмотрелся, глядя на то, как леди Лестрейндж заботливо усаживала котёнка к себе на колени. Под её руками тот сразу перестал пищать и даже заурчал. Кто-то грел его, ласкал. Гладили котёнка правильно, аккуратно. Опыт обращения с котятами вскоре подтвердился. Только очень грустной историей.
— Мне очень жаль. Сколько лет вам было? На тот момент, когда это случилось. Тиамат, как я понимаю, тоже не пережила этот инцидент.
“Инцидент” — это было мягко сказано. Он прекрасно представлял, что могли сделать с бедной кошкой и её потомством в семействе, чьим девизом была фраза “Чистота навек”.
У подошедшего официанта он с благодарностью принял чай из рук. Когда на стол поставили блюдце с молоком, котёнок оживился, почуяв запах, и весьма активно заёрзал.
— Наш сосед разводит длинношёрстных охотничьих такс. — Заговорил он, наблюдая за поползновениями котёнка. — Так вот таксы должны иметь палевый тёмный или чёрный окрас, чтобы сливаться в лесу с окружающей средой. Однажды у него в помёте родилась девочка со светлой шерстью, которую он  решил забить— для охоты и сегрегации такая собака не подходила. Мой брат уговорил родителей, а затем соседа — отдать щенка ему, хотя в доме уже жил один пёс. Над ним смеялась вся округа, но Пушинку, так он её назвал, он не променял бы ни на кого другого. Она прожила совсем недолго — каких-то пару лет — из-за болезни её пришлось усыпить. Эван очень переживал, ему даже купили сову… Как раз перед поступлением в Хогвартс. Но нельзя просто так заменить одного питомца другим. Поэтому с совой поначалу у него были очень напряжённые отношения.

Отредактировано Malcolm Baddok (2017-10-31 23:58:55)

Имя новой питомицы не прозвучало. Хотя, если эта питомица имела такой характер...
— А вы как с ней уживались? — Поинтересовался он, скептически отметив: — Сложно полюбить того, кто чуть что не так, норовит расцарапать руки.
Но заметив то, как мило улыбалась леди Лестрейндж, он понял, что сказал бестактность.
— Простите, мне ещё не встречались добродушные кошки. Удачного взаимодействия с ними не было. Вот пастушьи собаки, овцы, да даже куры, мне куда понятнее.
С собаками просто: они любят тебя уже за то, что ты есть и готов позаботиться о них. Это было странно —  наблюдать за тем, как леди Лестрейндж заботилась о котёнке. Невольно трогало его сердце. Перед ним прежде всего сидела просто женщина, — напомнил себе Малькольм, отпивая из чашки, чтобы скрыть широкую улыбку.
— А сейчас завести кота или кошку вы не хотели бы? Как я и говорил, чары долго не продержатся, а котёнок к вам так ластится... Знаете, я бы смог вам достать кого-нибудь подходящего. Даже с родословной, если потребуется. Или это было бы слишком обременительно для вас?

— О, прошу, — Малькольм откинулся на спинку своего стула, скрестив руки, — надеюсь, вы не станете сравнивать людей с собаками и кошками. Это всё равно, что делить мир на белое и чёрное.
Леди Лестрейндж возможно не понравилось бы узнать, что, имей он выбор только между кошкой и собакой, сравнение пало бы не в пользу кошки. Сам о себя ни тем, ни другим не считал. Для собаки ему не хватало безграничной веры и преданности кому-либо, даже семье. Иначе он не сбежал бы этим летом из дома. Для кошки он не был слишком эгоистичен. Одного тщеславия было недостаточно.
— Хм, а вы кем себя видите? Даже если не животным, то кем? Рыцарем за новое, лучшее будущее? Преданной последовательницей? Мстительницей?
"Жертвенным агнцем?"