Приняв вместе душ и наслаждаясь любой совместно проведенной минутой, Долохов простился с Беллой, хотя не хотел отпускать ее сейчас от себя ни на секунду. Проведя почти сутки вместе он не представлял, что когда-то они были порознь.  В голове постоянно вертелись их диалоги со вчерашнего вечера, эти бездонные глаза, поцелуи и прикосновения тел… Антонин зарычал и ударил кулаком в стену, желая прогнать мысли, а вместе с ним и желание написать только что ушедшей Белле письмо, прочь. Кулак засаднило, но легче не стало.  Он вел себя как влюбленный идиот, который готов наделать глупости – опасное состояние.  Белла обмолвилась, что собирается рассказать Рудольфусу и, насколько он понял, порвать с ним отношения. Значит нужно было ждать приезда цирка с медведями. Надежда на то, что в Мэноре поломалось сарафанное радио или Мэнор не превратиться в жужжащий в обсуждениях улей была минимальной, но все еще никак не желала подыхать.  Иначе придется иметь унизительный разговор с Лордом о том, что своей личной жизнью он доставляет всем слишком много проблем и мешает решать реальные задачи.  А о своей личной жизни он меньше всего хотел разговаривать с кем бы то ни было. Даже с Лордом. 
Рубашку пришлось выкинуть и он ждал с минуту на минуту домовика с новой рубашкой – Белла дала ему соответствующие распоряжения.  Антонин голый по пояс  мерил комнату шагами. Трансфигурировав кровать  со смятыми простынями обратно в скромную тахту, он уцепился за верхний наличник двери в ванную комнату и начал подтягиваться, отвлекаясь как умел.  Прошло уже достаточно времени и Долохов успел полежать на тахте, покурить в окно  и отжаться уже от пола. У него уже закралась мысль трансфигурировать занавеску в аналог рубашки и идти к Лорду одалживаться, но чувство собственного достоинства не позволяло.

Отредактировано Antonin Dolohov (2017-12-05 17:17:12)

Антонин читал принесенные Беллой еще во время его ранения книги,  когда  домовой эльф почти бесшумно опустил рядом с ним рубашку.  Антонин выругался га то,  что он охренел здесь уже в ожидании.  Книги отправились куда - то за тахту,  а Антонин вскоре уже  финальным штрихом застегивал манжеты.  Рубашка была дорогая, в отличие от его предыдущей  сорочки.  Моральные  качества Долохова оставляли  желать лучшего и уж по поводу социального и материального неравенства у него точно  нигде не ойкнуло. А рубашка,  идеально севшавшая по фигуре ,  ему понравилась. Только  он собрался накинуть мантию и уже выйти по своим делам,  как кто-то заорал его имя под дверью.  Этот кто-то был в изрядном подпитии.  Хотя кто именно,  догадаться было не сложно - Рудольфус. 
-Вот и цирк приехал...,  - подумал про себя и вздохнул Антонин,  открывая дверь.
-Лестрейндж,  ты совсем озверел? -  спокойно спросил Долохов,  посторонившись и пропуская  Рудольфуса в комнату.  Он прикрыл дверь и обернулся к нему. Белла все-таки  дошла до мужа.  Не нужно долго голову здесь  ломать. Включать гонор Антонин  не стал,  хотя соратники и за меньшее удостаивались хорошей отрезвляющей взбучки.  В глубине души колыхнулось чувство мужской солидарности.  Рудольфус был в своем праве костерить почём зря любовника своей жены и Долохов понимал это.  Впрочем  взгляд Рудольфуса не предвещал спокойного разговора.  Где  спокойствие,  а где Лестрейнджи?!
-Что ты от меня не ожидал? Поподробнее,  Рудольфус, - Антонин  встретил воинственный взгляд собеседника не дрогнув. Видимо,  ситуация  была слегка посложнее,  чем думалось.  Этому пьяному идиоту тоже была дорога Белла.  Как социальный статус,  репутация или жена?  Антонину было плевать.  - Я вижу ты на взводе.

- Да, я тебя понял, - серьезно кивнул Долохов, отходя от двери и подходя к Рудольфусу. В небольшой мансарде  было сложно находиться на почтительном расстоянии в несколько метров.  Долохов ощутил желание дойти до кондиции собеседника. Разговор невозможно было продолжать на сухую – нервы начали потрескивать от напряжения и готовы были взорваться адским пламенем в любую секунду. Антонин взял с подоконника открытую бутылку вина, которая «дышала» там в открытом состоянии еще с позавчера, и сделал жадный глоток из горла, глядя на Лестрейнджа. В голове начало проясняться, а пробивающая насквозь уверенность в себе и жестокая прямота уже ничем не сдерживались.  Он сделал еще один глоток вина, пока Рудольфус сотрясал воздух криком в финале своего монолога.
- Нет.  Она уйдет от тебя, - жестоко усмехнувшись ответил Антонин.  - Это неизбежно… друг.  Ты борешься за то, чего никогда не было, но все делали хорошую мину при плохой игре, называя браком по расчету.  Да ты и сам это знаешь. Иначе зачем так было нажираться перед визитом ко мне?  - Антонин вопросительно приподнял бровь.   – Больно? – вопрос был без ехидства и подкола. Скорее Долохов воткнул нож под ребра и смотрел в глаза  жертве, читая в них, что она ощущает.

Долохов покачал головой.  Антонин не думал, что Руди  живет в своем выдуманном мире, который был настолько далек от реальности. Теперь он понял, что он  даже не пытался сблизиться со своей женой, которая, прояви тот хоть какую-нибудь заинтересованность, могла полюбить его уже даже после свадьбы, постфактум и Антонин тогда не имел бы ни малейшего шанса.  Но Лестрейндж не сделал даже этого и теперь называл происходящее абсурдом. Глупец…   терять собственность всегда обидно.  Долохов облокотился спиной о стену рядом с окном, затылок ощущал ее прохладу. Вновь сделал большой глоток вина, но легче пока не становилось. Руди грамотно начал с более крепких напитков.
-Подскажи, как вообще тебя может устраивать факт того, что Белла может спать с кем хочет, но быть с тобой? Ты обладаешь ей как вещью? Тебе плевать на все, кроме самого формального факта вашего союза?  Ты не чувствуешь унижения, что об тебя вытирают ноги? Я просто не улавливаю логику…  Прояви уже гордость и самоуважение - отпусти ее. Это не абсурд и не бред, Руди.  Это здравый смысл, - Антонин вновь припал к бутылке,  посиавил ее на подоконник  и потянулся к портсигару с самокрутками.  Прикурив от огонька на  конце палочку,  он выпустил в сторону струйку дыма. - Я тоже думал,  что это игра...  Лет двадцать назад.  Я думал,  пройдёт,  Белла отступится,  остынет. Но это была,  сука,  любовь...  Я питал к Белле  чувства  с первой встречи.  Тогда,  когда она подошла проситься на тренировки. Но предпочитал молчать. Я обязан был,  понимаешь.  После Азкабана и последних  заданий,  когда  мы чуть  не сдохли,  то как с цепи сорвались,  понимая что любить нужно здесь и сейчас. Белла нужна мне как воздух,  как солнце и вода. Я не намерен  ее делить.  Ни с кем.  Даже с тобой.  Что еще ты хочешь знать? - Антонин затянулся,  глядя на Руди.  Пепел упал на пол,  оставшись не замеченным.

- А я начал тебя учить? Я всего лишь  задал вопросы. Странно…, - слегка растеряно ответил Долохов, допивая вино в бутылке и отставляя ее в сторону.  Прошедшее время в слове «устраивал»  резануло слух.  Он указал на стул рядом с Руди, приглашая его присесть. Гость шатался как тростник на ветру и вероятность того, что он останется на своих двоих к концу разговора таяла с каждой минутой.  Как только Лестрейндж пересек порог мансарды, Долохов хотел наложить заклятия протрезвления на Рудольфуса, но пощадил, поскольку под анестезией усваивать информацию из настоящего разговора было бы легче.  А потом и сам выпил, поэтому актуальность размышлений по этому поводу была утеряна.
-  Теперь ты начинаешь меня учить основам семейной жизни, - ухмыльнулся Антонин. Долохов понимал, к чему клонит собеседник. Единственный шанс, который мог оставить все как есть между супругами – это чтобы третье лицо в лице разлучника Долохова отказалось от Беллатрисы.  Но Антонин показал воображаемый средний палец относительно таких инсинуаций. Отказываться от Беллы его может заставить только смерть, да и то вопрос спорный.
- Со мной у нее появилось  желание жить, видеть свою жизнь после окончания войны. Не так уж и мало.  А шмотки и крыша над головой…пффф…., - Антонин поморщился, выражая ерунду вопроса. – Много ли ты знаешь о любви? Она проходит? Значит это не любовь была, друг. Что угодно, но не она, - упрямо покачал головой Долохов.  – Я старше тебя почти вдвое, многое видел и чувствовал. Просто поверь мне на слово, что это так,  - Антонин вновь вынул еще одну самокрутку, протягивая Рудольфусу портсигар с целью угостить.
–  Что ж, теперь я знаю, зачем ты пришел. Ты знаешь, что Белла не шутит, поэтому пришел ко мне. Но я не отсуплюсь, не в этот раз. Это мое последнее слово.  Теперь слово за тобой.

Антонин присел напротив  Рудольфуса,  который оказался в окончательном и безоговорочном раздрае.  Мудак-прозвучало  из уст Лестрейнджа как-то совсем  неубедительно.  Антонин затянулся самокруткой, выдыхая в сторону и помахав рукой в попытке рассеять дым  от сигарет.  Комната наполнилась таким кумаром,  что лицо Рудольфуса было уже плохо различимым. Долохову пришлось открыть окно, после чего он сел обратно на тахту. 
-Ты здесь  при чем?  Ты воплощал  идеал любой ценой,  Руди. Ты же сам сказал,  что заботился и все такое.  Просто Белла  выбрала чувства,  а не расчет. Дошла до предела с этим Блэковским расчетом,  - Антонин  отвернулся в сторону.  Смотреть, как Рудольфус чуть  не рыдает от безысходности было невозможно.  - Всегда выбирает женщина.  Даже если мы думаем,  что это не так,  то все равно,  если копать до истины,  выбирает именно она.

Долохов  улыбнулся.  Он не знал  таких  подробностей о тех днях.  Ему казалось,  что Белла не настолько  уж и впечатлилась им,  чтобы по полчаса изливать восторги.  Теперь  бы схоронить это в своей памяти и не брякнуть случайно  Белле.
Взгляды мужчин  встретились. Антонину все еще было странно видеть Рудольфуса,  который  обычно отличался позерством и сохранял лицо,  с красными глазами,  чуть не плачущего,  с нервными движениями и пьяного вдрабадан.  Лестрейнджу уже не нужны были аргументы и увещевания.  Долохов также ответил молчанием, последней затяжкой добивая самокрутку,  сминая ее остатки и убирая в карман. Они помолчали еще,  а потом еще немного и в конце  концов Руди абсолютно идентичным Белле жестом призвал домовика.  Антонин ухмыльнулся этому семейному сходству.  Интересно,  он тоже когда-будь также будет выглядеть,  если долго проживет с Беллой?  Если...
- Руди,  ты уже в говно.  Тебя куда кантовать,  когда отрубишься?  - устало произнёс  Антонин,  глядя как домовик  исчезает исполнять приказ.

Смех Рудольфуса зделаь Антонина вдвойне мрачным и серьёзным.  Он уже задумывался над тем,  чтобы действительно  дать повод для мордобоя.  Это было бы хотя бы не так убийственно жалко,  чем  то,  что он наблюдал сейчас.  Хотелось  неистово встряхнуть за шкирку этого сопляка напротив и заорать на него "Эээй!  Рви,  метай гром и молнии,  борись и убивай! Мужик ты или кто?! "  Но Антонин не стал  этого делать.  Он был слишком трезв,  чтобы делать такие глупости.  Долохов прекрасно знал свои возможности и возможности Рудольфуса.  Мальчиком  для битья он становиться не  собирался,  а избить и унизительно прижать к полу   ботинком противника слабее,  да и еще и пьяного в гавань...  "Представляю насколько  вырастет мой рейтинг в глазах Беллы  после  этого поступка"  -  подумал Антонин, трансфигурировав из стола что-то наподобие табуретки и отлевитировав ее между ним и Рудольфусом.  Вскоре появился домовик с огневиски и двумя стаканами и поставил принесенное на табуретку. 
Долохов решил проявить инициативу и разлил алкоголь по стаканам, после  чего уставился на Лестрейнджа. Он пропустил мимо ушей ехидство про голубков.  Он уже давно не велся на эти подколы.
-Ты щедр на ценные напутствия.  Такое ощущение,  что помирать собрался.  Пудель?! - Долохов вопросительно приподнял бровь и склонил голову набок.  - Потрошитель,  чтоб тебя..., - мужчина ухмыльнулся.  Ему и правда показалось это забавным.  - Придержи фестралов,  герой-мститель и давай уже пить,  раз притащил пойло. С Беллой  все будет хорошо.

Долохов с той же серьезностью,  что и Руди,  опрокинул в себя  огневиски.  Со стороны могло показаться,  что мужчины не пили огневиски,  а по меньшей мере играли в шахматы.  Распахнутое мансардное окно поскрипывало на ветру,  а листья на деревьях сада,  которые уже,  словно смирились со своей скорой  кончиной,  что-то печально шептали,  шелестя в кронах от дуновения легкого ветерка. 
‌-Руди,  я знаю,  что у меня высокая планка.  Но я не игрок и не актер.  У меня не было и нет плана соблазнять ее и выбрасывать как мусор, - Антонин не произносил имя мадам Лестрейндж,  словно оно резало слух в повисшей тишине почище битого стекла. -  Я выложил пепед ней все карты,  мне нечего  скрывать.
Что ещё  сейчас скажешь? Он был не в том положении,  чтобы задавать вопросы и говорить,  когда не спрашивают. Антонин прекрасно  знал,  что часто бывает  не сдержан и слишком  прямолинеен. Он также прекрасно  знал,  что идет наперекор  всему в своем эгоистичном желании обладания своей единственной: здравому смыслу,  правилам приличия,  дружбе и данным когда-то обещаниям.  Угрызения совести  спали мёртвым сном,  даже глядя на мучения несчастного Рудольфуса. Или скорее Пожиратель утратил когда-давно и совесть и способность к ее метаниям.  Идти к цели,  не замечать препятствий,  списывая все  на сопутсвующие потери и  неизбежные жертвы.  Все как на войне.
‌- Ты все еще любишь ее? - рука сжала стакан до побелевших костяшек.  Алкоголь начал обволакивать разум,  простилая ватой грани дозволенного.

Отредактировано Antonin Dolohov (2017-12-08 09:26:41)

Антонин криво ухмыльнулся.  Удивительным было насколько же они все разные. Он даже и не думал о том, кто к кому и как будет относиться. Не то, чтобы ему было плевать, хотя и это тоже, а скорее он не способен улавливать эти тонкие материи.  А уж о том, что это чье-то отношение может задеть  он и подавно не знал. Он давно был признан маргинальным элементом для большинства представителей аристократии в круге. А с усугубившейся после пребывания в Азкабане тягой  к алкоголю его репутация пробила все возможные нижние границы.  С самого прибытия в Магическую Британию вместе с Лордом на него смотрели как на эксцентричного иностранца и ему многое сходило с рук, а в конце концов оценочные суждения в адрес  Долохова завяли сами собой – всем надоело по двадцать пять раз на дню перешептываться о разном.
- А мне и не  нужно просто, Руди.  Просто у меня было и не раз – не мое, -помотал головой Антонин и пригубил еще огневиски. В голове уже была изрядная легкость, однако и бутылку они с Лестрейнджем уже ополовинили.  – А что тут ограждать? Самому громкому из выражателей общественного мнения в дычу дать и все утихнет.,  - пожал плечами Антонин. То, что Белла действительно может принимать близко к сердцу это общественное мнение было очень ценной информацией.  – Но спасибо, что сказал. До меня бы не дошло, - было ощущение, что Рудольфус их благословил. Хотя этого и не было произнесено вслух, но разговор шел уже таким образом, что развод Лестрейнджей - дело решенное. Антонину было странно, что он так и не получил в морду. Наверное все еще было впереди. Он долил огневиски, которое бодро шло без какой бы то ни было закуси.   – Закусим сигаретами? – Антонин взял зубами самокрутку из похудевшего портсигара и протянул тот Рудольфусу.

-Вообще  все беды от баб!- градус разговора диктовал шаблонные темы для разговора.  -  Начинались войны,  совершались убийства, предательствоа и... да короче вообще куча ещё чего.  Куда ни копни,  везде как  его,  мать там за задницу схвати... Лайт еще любил говорить... шаршэ ле фам.  Во! - изрек Антонин и затянулся. 
‌-Но Белла -  она не  из этой  породы.  Она особенная,  да, - улыбнулся вполне  по человечески.  - Молчит о чем - то?  Чтение по лицу?  Руди,  у вас были своеобразные ролевые  игры ,  я  смотрю.  Меня ни на один будерброд не размажешь,  увы.  Буду кроить свои отношения и будь что будет.   Что-то Белла тебя совсем замордовала,  - огневиски  стремительно заканчивался в стакане.  Остатки из бутылки тоже оказались разлиты,  а пустая  тара поставлена  на пол. 
- Я осознавал сам знаешь сколько?  Когда осознал - чуть не ебанулся. Это может у кого  из вашего  поколения хватит сил пережить  заключение в Азкабане,  а у меня оно точно может стать последним. Поэтому похуй,  пляшем,  Руди. Вот такая я эгоистичная сволота,  мечтавшая о Белле и наконец  ее получившая. Кстати о цветочках...,  - Антонин развел руками,  встал и выкинул окурок куда-то за окно.  - Если пришел с намерением врезать обидчику -  бей не раздумывая,  не давай утянуть себя в разговоры.  Увязнешь и гнев так и останется разъедать тебя изнутри.  Я обычно бил в лицо с порога - беспроигрышный вариант.

-Не пошёл  бы.  Этот пеший эротический маршрут уже не оригинален, Руди, - в глазах  начали плясать  искры злого веселья.  Долохов был пьян,  но не до такой степени,  чтобы это было заметно окружающим.  Хотя сути это не меняет - опьянение было хорошим,  но даже в таком состоянии  Антонин в самые депрессивные моменты даже умудрялся выходить из резиденции на задания  Лорда.  Без результатов,  разумеется,  но и без потерь.  Вышел бы и сейчас.  Мысль текли подобно болотной жиже -  медленно  и печально.
- Хотел  бы - врезал. О мою морду  разбивались не только кулаки,  но печень ,  почки,  да и селезенка.  Это ты правильно решил кулаки-то поберечь. Пил бы сейчас со мной огневиски через соломинку со свернутой челюстью-то.  Хотя я бы может и пропустил пару ударов,  поскольку и сам знаю,  что уводить замужних женщин паскудно, но вспыльчивый я,  сука,  с полоборота.  Отходчивый тоже,  но кому потом от этого легче...,  - огневиски закончился.  Антонин с сожалением осознал,  что ему мало и пошел рыться куда-то в груду хлама за тахтой.  Он извлек бутылку водки и,  открыв ее,  плеснул по стаканам. 
-Я вообще  не понял, что ты тревогу по наследникам не бил раньше.  Нахер вообще ваш брак был кому нужен,  в таком случае? Сразу же было ясно,  что жена твоя с пузом и пяльцами у окошка вышивать не сядет.  Ааа...,  - махнул рукой.  -  Все могут ошибаться.  А ты вон какой статный мужик.  Без бабы точно не останешься, - Антонина накрыло дежавю.  Вот также когда-то они заправлялись алкоголем с Лестрейнджем старшим лет сорок  назад.  Тем более,  что Рудольфуса был очень  похож на своего отца. - Бы,  да кабы...  Никто не знает,  что могло быть вместо этого.  Может  что и пострашнее.  Не ворочай прошлого.  Нет в нем успокоения.  Сплошная боль, - Долохов опрокинул в себя водку и сморщился.

-Жизнь - боль, - все,  на что хватило красноречия Антонина в данных обстоятельствах.  Водка хорошо полирнула уже выпитые вино и огневиски и язык не способен был выводить слова больше пяти букв и трех  слов в предложении.  - Воооот...., - Антонин лукаво погрозил пальцем Рудольфусу.  - Жить надо здесь и сейчас и брать от этой  жизни все,  словно завтра нас всех повяжут. Азкабан...  15 лет...,  - Долохов спрятал лицо  в руки.  Опьянение дало по больному,  разбередив незаживающую рану. Особенно после описания Беллы в то время,  как он уже сидел.  Захотелось выть от тоски и сожаления по утраченным годам.  Скупая слеза сама собой увлажнила щеки,  а плечи дрогнули в сдерживаемых рыданиях. Долохов уже слабо себя контролировал.

Воспоминания  накатывали волнами одна выше и сильнее  другой неотвратимо и всегда,  стоило только плотине самосознания и силы воли дать течь на фоне алкоголя и своеобразных разговоров.  Из такого состояния Долохов привык себя вытаскивать яростью на все живое,  что попадалось на глаза.  Но сейчас,  на стадии горькой обиды за свое жалкое существование и за то,  что его постарались настолько  сломать,  рука Лестрейнджа  легла на его плечо,  напоминая,  что он не один такой ,  что стоит подобрать сопли и идти дальше,  что он просто не имеет морального права показывать с таким упоением свои увечья, словно уродец в цирке. 
‌-Ебись оно все...,  - Долохов движением  плеча сбросил руку Рудольфуса.  Ещё чего не хватало - рыдать друг у друга на плече как заправские гомики.  Он шмыгнул носом,  потирая руками уже такие же как у собутыльника красные глаза и,  проморгавшись,  потянулся к стакану,  чтобы вновь смыть эти накатившие воспоминания обратно,  откуда они так ретиво поднялись.
‌-Я долго решался,  долго думал...  надумал... решился...  какая нахер неберж..  небраже...  эккхжмм...  ну ты понимаешь, - плеснул из ополовиненой бутылки по стаканам.  - Ну...  за понимание...,  - на  этом моменте появился домовик.  Антонин взял у него послание,  развернул и начал всматриваться.  Ничерта не увидел.  Без очков и спьяну строчка на пергаменте расплывалась в полную мазню. Антонин  положил ее в нагрудный карман,  считая,  что сейчас он все равно ни для какого дела не  сгодится.  А вот с утра прочитает.  Если не забудет. Стакан он отставил в сторону,  поскольку  тост был безнадёжно  испоганен появившемся домовиком.  Впрочем алкоголь плескался уже по горло.
‌- Все...  Я пошел...,  - с третьей попытки Долохов встал и нетвердым шагом направился к двери,  ухватившись за нее как-будто Мэнор был кораблем попавшим в шторм. 
‌каким-то чудом и с помощью такой-то матери,  Антонин  оказался у дверей комнаты Беллы.  Он беж стука распахнул дверь и вошел,  закрывая ее за собой и облокачиваясь спиной,  чтобы не упасть лицом вперед.  Представшая перед ним картина была роскошна и прекрасна,  хоть снова начинай рыдать.  Долохов дал себе вполне увесистую пощечину,  чтобы собраться с силами,  сфокусироваться и перестать пытаться пустить слезу. 
‌Играла какая-то мрачная мелодия,  котрую Белла извлекала из фортепиано.  В комнате царил полумрак с кумаром каких-то  явно дорогих  сигарилл,  впрочем,  Белла курила прямо не отрываясь от игры.  Бутылка с вином на крышке  музыкального инструмента говорила о разнообразии досуга. 
‌Антонин стоял не шелохнувшись, наблюдая и стараясь,  чтобы его глаза смотрели в одну сторону.